* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВЫКУП ЗА ТЕНЬ
*
Снова и снова все то же
твердит он до поздней тьмы:
"Не заключайте мировой с Медведем,
что ходит как мы!"
Р. Киплинг
ГЛАВА 55
Темнолесье, близ крепости Дол-Гулдур.
5 нюня 3019 года
-- Следок-то свежий. Совсем... -- пробормотал себе под нос
Ранкорн: он припал на колено и, не оборачиваясь, сделал знак рукою шедшему ярдах
в пятнадцати позади Халаддину -- давай-ка с тропинки. Двигавшийся замыкающим
Цэрлэг обогнал послушно попятившегося на обочину доктора, и теперь сержанты на
пару священнодействовали вокруг небольшой глинистой водомоины, обмениваясь
негромкими замечаниями на всеобщем. Халаддиново мнение следопытов, понятное
дело, не интересовало вовсе; да что там Халаддин -- даже голос орокуэна в том
совещании значил не слишком много: у разведчиков уже устоялась своя собственная
табель о рангах. Вчерашние враги -- итилиенский рейнджер и командир разведвзвода
кирит-унгольских егерей -- держались друг с дружкою подчеркнуто уважительно (так
могли бы общаться, к примеру, мастер-златокузнец с мастером-оружейником), но
пустыня есть пустыня, а лес есть лес -- оба профессионала превосходно сознавали
границы своих епархий. Рейнджер-то провел в лесах всю сознательную жизнь.
...В ту пору он был прям спиною, ходил широко расправя плечи --
правое еще не вытарчивало выше левого, -- а лицо его не обезображивал скверно
сросшийся багровый шрам; он был красив, смел и удачлив, а форменный
бутылочно-зеленый камзол королевского лесника сидел на нем как влитой -- в
общем, смерть девкам... Мужики из окрестных деревень его недолюбливали, и он
находил это вполне естественным: ясно, что виллану хорош лишь тот лесник, что
"входит в положение", Ранкорн же к своим служебным обязанностям относился с
присущим молодости ригоризмом. Будучи человеком короля, он мог
поплевывать на местных лендлордов и сразу же поставил на место их челядь -- те
при его предшественнике взяли за правило наведываться в королевский лес как в
собственную кладовую. Всем была памятна и история с забредшей в их края шайкой
Эгги-Пустельги -- он разделался с этими ребятами в одиночку, не дожидаясь, пока
люди шерифа соизволят оторвать свои задницы от лавок трактира "Трехпинтовая
кружка". Словом, к молодому леснику относились в округе с опасливым почтением,
но без особой симпатии; а впрочем, что ему было до тех симпатий? Он с детства
привык быть сам по себе и общался не столько со сверстниками, сколько с Лесом;
Лес был для него всем -- и товарищем по играм, и собеседником, и наставником, а
со временем сделался самым настоящим Домом. Болтали даже, будто в жилах его есть
кровь восов -- лешаков из зловещей Друаданской пущи, ну да мало ли чего
болтают по затерянным в лесной глуши деревушкам промозглыми осенними вечерами,
когда лишь огонек лучины не дает вылезти из темных углов затаившейся там древней
чертовщине...
В довершение всего Ранкорн -- к крайней досаде всех окрестных
девушек на выданье -- вовсе перестал появляться на поселковых игрищах, а взамен
того зачастил в полуразвалившуюся сторожку на окраине Друадана: там с некоторых
пор поселилась пришедшая откуда-то с дальнего севера, чуть не из Ангмара,
старуха травница со своею внучкой по имени Лианика. Чем уж эта веснушчатая
замухрышка сумела взять такого видного парня -- одному Манве ведомо; многие
полагали, что не обошлось тут без колдовства: бабка-то точно владела всяческими
заговорами и умела исцелять травами и наложением рук -- с того и жила. Про
Лианику же было известно, что та общается со всеми зверями и птицами на их языке
и умеет, к примеру, заставить горностая сидеть столбиком у себя на ладони вместе
с беспечно умывающей мордочку полевой мышью. Впрочем, слух этот, возможно,
возник просто оттого, что людей -- в отличие от лесной живности -- она дичилась
и всячески избегала; сперва думали даже -- может, вовсе немая? "Ничего, ничего,
-- обиженно вздергивали подбородок местные красавицы, если кто в их присутствии
поминал о странном выборе королевского лесника, -- глядишь, сойдутся породой..."
А что -- по всему видать и вправду сошлись бы. Только не
привелось... Потому что однажды вечером девушка повстречалась на лесной тропинке
с развеселой компанией молодого сеньора, который выехал поохотиться и, по
обыкновению, "чуток улучшить породу своих вилланов"; эти его забавы давно уже
вызывали неудовольствие даже у иных соседей-лендлордов -- "Право же, сударь,
ваша наклонность трахать все, что движется и дышит...". Дело было
обыкновеннейшее, по серьезному-то счету яйца выеденного не стоящее. Ну кто бы
мог подумать, что эта дура потом возьмет, да и утопится... Убыло от нее, что ли?
Не, братцы, верно люди говорят -- все они там, на северах, чокнутые...
Хоронил Лианику один Ранкорн -- старуха не пережила смерти
внучки и на третий день угасла, так и не выйдя из беспамятства. Соседи пришли на
кладбище главным образом полюбопытствовать -- положит ли лесник на свежий
могильный холмик стрелу с черным оперением, давая клятву мести? Но нет -- не
рискнул... Оно и верно -- плетью обуха не перешибешь. Мало ли что он "человек
короля" -- король далеко, а лендлордова дружина (восемнадцать головорезов, по
которым веревка плачет) -- вот она, рядышком. А с другой стороны -- конечно,
жидковат в коленках оказался парень, заметно жиже, чем мнилось по первости...
Эту, последнюю, точку зрения высказывали в основном те из поселковых, кто
намедни побился сдуру об заклад (один к двум, а то и к трем), ставя на то, что
Ранкорн объявит-таки о намерении мстить, -- и теперь вот кисло выкладывал
проигранные денежки на липкий от пива стол в "Трехпинтовой кружке".
Молодой сеньор, однако, так не думал: во всем, что не касалось
его сдвига по части розового мясца, он был на диво осмотрителен. Лесник никак не
производил на него впечатления человека, который оставит эту историю без
последствий либо (что, в сущности, то же самое) примется обивать пороги суда и
строчить челобитные. Эта шустрая пейзаночка, коию он мимоходом
облагодетельствовал на лесной опушке, невзирая на некоторые ее возражения (черт,
укушенный палец ноет по сию пору)... Откровенно говоря -- знать бы загодя, что
на нее всерьез положил глаз такой парень, как Ранкорн, так он просто проехал бы
себе мимо... тем более и девка-то оказалась -- тьфу, глядеть не на что... Ну да
чего теперь говорить -- сделанного не воротишь. Сопоставив собственные
впечатления с мнением командира дружины, лендлорд уверился: отсутствием черной
стрелы обольщаться не стоит, сие означает лишь, что Ранкорн не любитель
театральных жестов и ему плевать на пересуды зевак. Серьезный человек -- а
значит, и отношения к себе требует серьезного... Той же ночью стоящий на отшибе
дом лесника запылал со всех четырех концов. Входная дверь оказалась подпертой
бревном, а когда багрово подсвеченное изнутри чердачное оконце закрыла тень
вознамерившегося выбраться наружу человека, снизу, из темноты, полетели стрелы;
больше уже никто вырваться из пылающего сруба не пытался.
Сгоревший заживо королевский лесник -- это тебе не вшивый
виллан, по собственной дурости угодивший под копыта господской охоты, тут концы
в воду не очень-то упрячешь. Хотя...
-- Вся округа, сэр, полагает, что это браконьеры. Покойный --
царство ему небесное -- держал их в черном теле, вот они ему и отомстили.
Скверная история... Еще вина? -- Эти слова молодой сеньор адресовал прибывшему
из Харлонда судебному приставу, который -- так уж случилось -- остановился под
его гостеприимным кровом.
-- Да-да, благодарю вас! Чудный кларет, давненько не доводилось
пробовать подобного, -- степенно кивнул пристав -- рыхлый сонный старикашка с
венчиком серебристых волос вокруг розовой, как деревенское сало, лысины. Он
долго любовался на пламя камина сквозь вино, налитое в тонкий стеклянный бокал
умбарской работы, а потом поднял на хозяина свои выцветшие голубые глазки,
оказавшиеся вдруг вовсе не сонными, а пронзительно льдистыми. -- Кстати, та
утопленница... Она была из ваших крепостных?
-- Какая утопленница?
-- Слушайте, неужто они у вас топятся регулярно -- через два
дня на третий?
-- Ах, эта... Нет, она откуда-то с севера. А что, это
имеет значение?
-- Может статься, что имеет. А может, и нет. -- Пристав вновь
поднял бокал на уровень глаз и раздумчиво произнес: -- Ваше поместье, сударь,
радует глаз своей обустроенностью -- пример для подражания всем окрестным
землевладельцам. По моим прикидкам, не менее двух с половиной сотен марок
годичной ренты -- не так ли?
-- Сто пятьдесят, -- не моргнув глазом соврал лендлорд и
облегченно перевел дух: хвала Эру -- разговор, кажется, перешел в практическую
плоскость. -- Да к тому же едва ли не половина уходит в налоги... А тут еще
закладные...
Что ж, браконьеры так браконьеры. Соответствующую кандидатуру
подобрали быстро; провисев должное время на дыбе с жаровнею под пятками, парень
сделал все положенные признания и был чин-чином посажен на кол -- в назидание
прочим холопам. Пристав убыл в город, нежно прижимая к правому боку свой кожаный
кошель, отяжелевший разом на сто восемьдесят серебряных марок... Ну что, все?
Черта с два -- все!..
Лендлорда с самого начала тревожило то, что никаких костей на
месте сгоревшего Ранкорнова дома так и не обнаружили. Командир дружины, который
лично руководил той ночной акцией, успокаивал хозяина: сруб большой, пол не
земляной, а дощатый, полыхало больше часа -- труп наверняка сгорел дотла, такое
случается сплошь и рядом. Молодой сеньор, однако, будучи -- как уже говорено --
человеком не по годам осмотрительным, послал своих людей еще разок обшарить
пепелище... Тут-то и подтвердились наихудшие его опасения. Оказалось,
осмотрительность не чужда была и леснику, в жизни которого хватало всяческих
сюрпризов: из погреба у него вел наружу подземный лаз длиною тридцать ярдов, на
полу которого обнаружились недавние пятна крови -- одна из ночных стрел попала в
цель.
-- Искать! -- распорядился молодой сеньор -- негромко, но таким
тоном, что выстроенные по тревоге дружинники (парни оторви и выбрось) разом
покрылись гусиной кожей. -- Либо он, либо мы -- назад хода нету. Он пока что,
хвала Оромэ, отлеживается где-то в лесу. Если уйдет -- я покойник, но вы -- все!
-- умрете раньше меня, эт-то я вам обещаю...
Лендлорд лично возглавил погоню -- заявив, что на сей раз не
успокоится, покуда не увидит труп Ранкорна собственными глазами. Следы беглеца,
ведущие в глубь леса, весь день читались хорошо и четко: тот даже не пытался их
маскировать, полагаясь, как видно, на то, что его уже не числят среди живых.
Правда, ближе к вечеру командир дружинников нашел в кустах рядом со следовой
дорожкой настороженный самострел... Вернее сказать, сам-то самострел обнаружили
чуть погодя, когда стрела уже сидела у командира в животе по самое оперение.
Пока дружинники базарили промеж собою, столпясь вокруг раненого, невесть откуда
прилетела вторая стрела, вонзившаяся в шею еще одному из них. Но здесь Ранкорн
сам себя выдал: его силуэт мелькнул среди деревьев ярдах в тридцати чуть ниже по
склону лощины, и уж тут-то они всей ватагою ринулись вдогон по узкой прогалине
между кустов орешника... Так оно и было задумано -- чтоб все сразу и бегом, не
глядя под ноги. В итоге в ту ловчую яму угодили единым махом трое -- на такое
он, признаться, даже не рассчитывал; разбойнички Эгги-Пустельги, что мастерили
это сооружение, потрудились тогда на совесть -- восемь футов глубины, на дне
колья, вымазанные мясной гнилью, так что заражение крови гарантировано в любом
случае.
Сумерки меж тем стремительно сгущались. Теперь дружинники
сделались очень осторожными: двигались только попарно, а когда, прочесывая лес,
заметили наконец затаившегося в кустах Ранкорна, то не стали рисковать и тут же
изрешетили его стрелами с двадцатиярдовой дистанции. Увы, приблизившись вплотную
(в аккурат под удар пятисотфунтовой колоды, сорвавшейся из соседней кроны), они
обнаружили вместо вожделенного трупа сверток коры с одетыми на него
лохмотьями... Тут только лендлорд впервые осознал, что даже унести ноги из
"укрепрайона" шайки Эгги, куда их так ловко заманил этот окаянный вос,
будет весьма непросто: ночной лес вокруг них набит смертоносными ловушками, а
четверо тяжелораненых (это плюс к двоим убитым) начисто лишили отряд
мобильности. И еще он понял, что их подавляющий численный перевес при
создавшемся раскладе не имеет ровно никакого значения и вплоть до рассвета роль
дичи в этой охоте уготована им.
ГЛАВА 56
Заняли круговую оборону; место -- хуже не выдумаешь (лощина,
заросшая орешником, видимость -- ноль), но перебираться на другое было еще
опаснее. О том, чтоб зажечь костер, и не думали -- страшно не то что
подсветиться, а хотя бы подать голос; даже перевязывать раненых пришлось в
кромешной темноте, на ощупь. Стиснув луки и рукояти мечей, дружинники
вглядывались и вслушивались в безлунную ночь, без колебаний стреляя на любой
шорох, на любое шевеление в подымающемся от прелой листвы тумане. Кончилось тем,
что во втором часу ночи у кого-то сдали нервы и этот идиот с воплем "Восы!!!"
пустил стрелу в своего привставшего размять затекшие ноги соседа по цепи, а
потом, хрустя кустами, ринулся в глубь оборонительного кольца. Дальше произошло
самое страшное, что только может случиться в ночном бою: цепь распалась и
началась всеобщая паническая беготня во мраке со стрельбой вслепую -- каждый
против всех...
Впрочем, в данном случае ни о какой несчастной случайности и
речи не было: вышеупомянутый "кто-то", спровоцировавший своим выстрелом по
товарищу всеобщую неразбериху, был не кем иным, как самим Ранкорном. Пользуясь
темнотою, лесник завладел плащом одного из убитых (благо их-то никто не
сторожил), смешался с занимающими оборону дружинниками и принялся ждать.
Собственно говоря, всадить стрелу в спину лендлорда и, пользуясь неизбежною
сумятицей, беспрепятственно раствориться потом во тьме можно было уже тыщу раз
-- только не заслужил тот столь легкой участи, и у Ранкорна были иные планы.
Итоги боя незадачливым преследователям стали ясны, лишь когда
совсем рассвело: оказалось, отряд недосчитался еще двух бойцов, но самое главное
-- о ужас! -- бесследно пропал сам лендлорд. Полагая, что тот во время ночной
неразберихи отбился от своих и затаился в темноте (вообще-то это верное решение:
в лесу только полный дурак бросается бежать сломя голову -- нормальный человек
сядет под куст и не пошевелится, пока об него не споткнутся), дружинники
ринулись прочесывать окрестности, аукая своего господина. Нашли они его в паре
миль от места схватки -- ориентируясь на грай уже слетевшегося воронья. Молодой
сеньор был привязан к дереву, а из окровавленного рта его торчали отрезанные
гениталии. "Хером подавился", -- злорадно шептались потом по деревням...
К облаве на изверга с энтузиазмом подключилось все окрестное
население, но с тем же успехом можно было бы ловить и лесное эхо. Дальнейшая
карьера королевского лесника, коему теперь не осталось иной дороги, кроме как в
разбойники, была совершенно стандартной; стандартным был и ее конец -- "сколь
веревочка ни вейся, а совьешься ты в петлю". Раненный в схватке с людьми
харлондского шерифа и изломанный на дыбе Ранкорн должен был украсить собою
тамошнюю виселицу как раз в тот самый день, когда в город прибыл барон Грагер,
вербующий пополнение для изрядно поредевшего в боях Итилиенского полка. "О!..
Этот мне подойдет", -- обронил барон с тем же примерно выражением, с каким
посетительница колбасной лавки тычет пальцем в приглянувшийся ей кусок ветчины
("...И, пожалуйста, нарежьте"); шериф только зубами скрипнул.
Дела за Осгилиатом шли так себе; Итилиенский полк сражался
заметно успешнее прочих -- и, как уж водится в таких случаях, пополнение получал
в самую последнюю очередь. Впрочем, с пополнениями вообще обстояло кисло (у тех
в Минас-Торите, кто перед войной громче всех витийствовал о необходимости "раз и
навсегда освободить Средиземье от Тьмы с Восхода", как-то вдруг сразу
обнаружилась масса неотложных дел по эту сторону Андуина, простонародье же с
самого начала видало эту самую Войну Кольца в гробу в белых тапках), так
что выговоренный некогда Фарамиром пункт по комплектации полка -- "хотя бы и
прямо из-под виселицы" -- приходилось теперь использовать на всю катушку.
Собственно говоря, "под виселицей" продолжал ходить и сам Грагер, но в разгар
войны тронуть фронтового офицера -- для такого у судейских чернильниц Гондора
просто были руки коротки.
Превратить мешок костей, извлеченный бароном из харлондского
застенка, в нечто напоминающее человека стоило полковому лекарю итилиенцев
немалых трудов, но знаменитый разбойник того стоил. Стрелять из лука так, как
прежде, Ранкорн больше не мог (изувеченный плечевой сустав навсегда потерял
подвижность), однако следопытом он остался отменным, а его опыт засад и иных
боевых действий в лесу был поистине бесценен. Войну он закончил в сержантском
чине, затем посильно поучаствовал под началом своего лейтенанта в освобождении и
возведении на итилиенский престол Фарамира и совсем уж было собрался приняться
за возведение собственного дома -- где-нибудь подальше от людей, скажем, в
долине Выдряного ручья... Тут-то рейнджера и пригласил Его Высочество князь
Итилиенский: не согласится ли тот сопровождать двоих его гостей на Север, в
Темнолесье?
"Я больше не на службе, мой капитан, а благотворительность не
по моей части". "Мне и нужен такой, чтоб не на службе. А
благотворительность тут ни при чем, они готовы хорошо заплатить. Назови свою
цену, сержант.". "Сорок серебряных марок", -- брякнул Ранкорн, просто
чтоб от него отвязались. Но жилистый крючконосый орк (он, как видно, был у тех
за старшего) лишь кивнул: "Идет", и принялся развязывать плетеный кошель с
эльфийским узором; ну а уж когда на столе возникла пригоршня разнообразного
золота (Халаддина давно занимало -- откуда у Элоара взялись вендотенийские
ньянмы и квадратные ченги с Полуденных архипелагов?), отыгрывать задний ход
рейнджеру стало неприлично.
Халаддин с Цэрлэгом наслаждались теперь полной
безответственностью: всю подготовку похода к Дол-Гулдуру взял на себя Ранкорн.
Правда, купленные для них в поселке кожаные ичиги разведчик примерял с
явной опаской (обуви без твердой подошвы орокуэн решительно не доверял), но вот
поняжка, которую здесь используют вместо заплечного тюка, ему определенно
пришлась по душе: жесткий каркас из двух черемуховых дуг, соединенных на
взаимозажим под углом девяносто градусов (гнут черемуху свежей, только что
срезанной, а засыхая, она обретает твердость кости), позволяет нести угловатый
стофунтовый груз, не заботясь о том, как тот прилегает к спине.
Орокуэн на эти дни, к некоторому удивлению доктора, предпочел
перебраться из гостевых апартаментов Эмин-Арнена, отведенных им принцем, в
казарму Фарамировой личной охраны. "Я, сударь, человек простой и во всей этой
роскоши чувствую себя как муха в сметане: плохо и сметане, и мухе". Назавтра он
появился с изрядно заплывшим глазом, но вполне довольный собой: оказалось,
итилиенцы, наслышанные о подвигах сержанта в ночь освобождения принца,
раскрутили того на спарринг с двумя лучшими рукопашниками своего полка. Одну
схватку Цэрлэг выиграл, вторую проиграл (а может -- хватило ума проиграть) -- к
полному взаимоудовлетворению сторон; теперь даже открывшаяся во время вечерних
посиделок нелюбовь орокуэна к пиву встречала у рейнджеров понимание:
авторитетный мужик, в своем праве... А как там у вас?.. Кумыс? Ну уж
извиняй, не завезли... А как-то раз Халаддин заглянул в казарму к своему
спутнику и отметил, как при его появлении разом увял оживленный разговор на
всеобщем и воцарилось неловкое молчание: для крестьянских парней, избавленных
наконец от необходимости стрелять друг в дружку, высокоученый доктор был сейчас
лишь досадной помехой, начальством.
Путь на север избрали водный: неизвестно, кто сейчас
хозяйничает в Бурых землях на андуинском левобережье. До водопадов Рэроса (это
примерно две трети пути) поднимались под парусом, благо в это время года по
долине Великой Реки дуют сильные и ровные южные ветры. Дальше пришлось идти на
легких долбленых обласках. Эту часть пути Халаддин с Цэрлэгом провели в
статусе корабельного груза: "Вы с Рекой не знакомы, и лучшее, что можете сделать
для отряда, -- это ни при каких обстоятельствах не отрывать задницы от донышка
челнока и вообще не делать резких движений". Второго июня экспедиция достигла
кольцеобразной излучины Андуина перед впадением в него берущей начало в
фангорнском лесу Светлянки. Дальше начинались Зачарованные леса -- Лориен по
правому берегу, Темнолесье по левому; отсюда до Дол-Гулдура оставалось чуть
больше шестидесяти миль по прямой. Люди Фарамира остались сторожить челны,
перегнав их от греха на правый, роханский, берег, а они -- трое -- спустя день
пути увидали перед собою зубчатую черно-зеленую стену из темнолесских елей.
Лес этот совершенно не походил на заполненные солнцем и жизнью
дубравы Итилиена: полное отсутствие подроста и кустарника делало его похожим на
необозримую колоннаду циклопического храма. Под сводами царила глухая тишина --
толстенный ковер из ядовито-зеленого мха, испещренный кое-где мелкими белесыми
цветами, смахивающими на картофельные проростки, полностью скрадывал звуки.
Безмолвие и прозрачный зеленоватый сумрак создавали полную иллюзию подводного
мира, которую еще усиливали "водоросли" -- неопрятные седеющие бороды лишайника,
свисающего с еловых ветвей; ни солнечного лучика, ни дуновения ветерка --
Халаддин физически ощущал, как давит ему на грудь многометровая толща воды.
Деревья были огромны; истинный размер их становился понятен лишь по упавшим
стволам -- перебраться через них было невозможно, а обходить -- футов по сто --
сто пятьдесят в каждую сторону, так что попадавшиеся кое-где участки бурелома
были совершенно непроходимы, их приходилось огибать стороною. К тому же
внутренность этих колод была источена в кружево исполинскими -- в ладонь
величиной -- муравьями, которые яростно атаковали всякого, кто имел
неосторожность прикоснуться к стене их жилища. Дважды натыкались они и на
человеческие скелеты, довольно свежие: над ними бесшумно роились изящные
угольно-черные бабочки -- и это было до того страшно, что даже навидавшийся
всякого орокуэн тихо осенял себя знаком Единого.
Стаи волков-оборотней и пауки размером в тележное колесо -- все
это оказалось детскими сказками: лес не снисходил до прямой враждебности
человеку, будучи абсолютно ему чуждым, как чужд океанский простор или холодное
пламя заоблачных ледников Эфель-Дуата; сила леса проявляла себя не в
противодействии, а в неприятии и отторжении, оттого острее всего ощущал ее
именно лесовик Ранкорн. Эту-то силу и собирал -- век за веком, каплю по капле --
в свои заговоренные камни Дол-Гулдур: три магические твердыни -- Дол-Гулдур в
Темнолесье, Минас-Моргул у Кирит-Унгольского перевала и Аг-Джакенд посреди
безжизненного высокогорного плато Шураб в северном Кханде -- заключали Мордор в
защитный треугольник, питаемый древнею силой лесов, светом горных снегов и
молчанием пустынь. Воздвигшие эти колдовские "резонаторы" назгулы, желая скрыть
их истинное назначение, придали им вид крепостей; надо думать, они от души
забавлялись, когда очередной закатный полководец очумело бродил по
растрескавшимся плитам дол-гулдурского двора, тщетно пытаясь отыскать хотя бы
след того гарнизона, что ратоборствовал с его воинством. (Последний раз этой
уловкой воспользовались два месяца назад: "зеркальный гарнизон" почти две недели
отвлекал на себя эльфов Лориена и эсгаротское ополчение, позволив настоящей
Северной армии практически без потерь вернуться к Мораннону). Только вот в
подземелья замка соваться не рекомендовалось никому -- о чем, впрочем, честно
упреждали выбитые на стенах надписи на всеобщем языке.
...Консилиум на тропинке затягивался. Халаддин снял с плеч
поняжку (в первый миг, как обычно, возникло блаженное ощущение, будто невесомо
летишь по воздуху, потом оно ушло -- осталась лишь накопившаяся за маршрут
усталость) и приблизился к следопытам. Оба сержанта выглядели явно
встревоженными: шли они все эти дни по глухим лесным тропкам, избегая торной
дороги, соединяющей Дол-Гулдур с Моранноном, однако присутствие людей даже в
этих зачарованных чащах ощущалось разведчиками постоянно -- и вот нате вам,
пожалуйста: совсем свежие следы. Следы форменных сапог мордорского пехотинца...
А Шарья-Рана между тем ни о каких мордорских частях в районе крепости не поминал
ни единым словом.
-- Может, какие дезертиры из Северной армии, еще с той поры?
-- Да навряд ли... -- почесал в затылке Цэрлэг. -- Любой
дезертир из здешних мест слинял бы куда угодно, хоть в самое пекло. А эти явно
базируются здесь поблизости: шли-то без груза -- судя по глубине отпечатков...
-- Странный след, -- поддержал его Ранкорн. -- У людей из вашей
Северной армии сапоги должны быть здорово стоптанные, а эти -- будто только что
с вещевого склада. Вон, гляди, как краешек ранта пропечатался.
-- А из чего, собственно, следует, что это мордорцы?
-- Ну, -- переглянулись -- с некоторой даже с обидой --
следопыты, -- высота каблука... форма носка...
-- Я не о том. Вот мы с Цэрлэгом обуты в ичиги -- и что ж с
того?
Наступило краткое молчание.
-- Черт... Тоже верно... Но смысл?..
Смысла в том действительно не было никакого... И решение,
внезапно принятое Халаддином, было абсолютно иррациональным -- прыжок во мрак.
Собственно говоря, это было даже не его решение; просто какая-то сторонняя сила
негромко приказала: "Вперед, парень!" -- и уж тут надо либо повиноваться не
раздумывая, либо вовсе не играть в эти игры.
-- Значит, так... До Дол-Гулдура, как я понимаю, осталось всего
ничего, дюжина миль. Сейчас подходим к дороге; дальше вы остаетесь, а я иду в
крепость. Один. Если через три дня не вернусь -- значит, все: поворачивайте
оглобли, меня нет в живых. К крепости не приближаться ни при каких
обстоятельствах. Ни при каких -- ясно?
-- Да вы что, сударь, спятили? -- вскинулся орокуэн.
-- Сержант Цэрлэг, -- он и не подозревал за собою способности к
таким обертонам, -- вам ясен приказ?
-- Так точно... -- Тот замялся, но лишь на секунду. -- Так
точно, господин военлекарь второго ранга!
-- Вот и славно. А мне надо выспаться и хорошенько продумать,
что говорить этим самым ребятам в ненадеванных сапогах -- если крепость в их
руках. Кто я таков, где провел эти месяцы, как добирался сюда и все такое...
Откуда, кстати, у меня на ногах ичиги -- тут мелочей не бывает.
ГЛАВА 57
Кумай переложил рули, и планер недвижимо замер в вышине,
привычно и уверенно опершись раскинутыми крыльями на пустоту. Дол-Гулдур отсюда
открывался как на ладони -- со всеми его декоративными бастионами и равелинами,
центральным донжоном, занятым теперь под мастерские, и ниточкой подъездной
дороги, петляющей меж вересковых холмов. Он еще раз окинул взором окрестности и
довольно ухмыльнулся: спрятать их "Оружейный монастырь" здесь, у черта на
куличках, под самым носом у лориенских эльфов, -- затея, великолепная в своем
нахальстве. Правда, многие из коллег, собранных под крышею чародейной цитадели,
ощущали себя не в своей тарелке (у одних беспрерывные ночные кошмары, а у иных
-- и открывшиеся вдруг малопонятные хвори), но тролли -- народ толстокожий и
флегматичный, не верящий ни в сон, ни в чох, так что инженер чувствовал себя
здесь превосходно и погрузился в работу так, что даже маковка наружу не торчала.
Хотя формально старшим над ними числился Джагеддин --
прославленный химик, оптик и электромеханик из Барад-Дурского университета, --
реально командовал "на объекте" комендант Гризли, чем-то и вправду напоминающий
огромного серого медведя из лесистых нагорий Северо-Восхода; ни настоящего его
имени, ни должности, которую он занимал в разведслужбе, никто из них не знал.
Кумай не мог даже сообразить, кто тот по крови; может, из тех, северных,
троллей, что жили когда-то в Мглистых горах, а потом постепенно растворились
среди дунгар и ангмарцев?
С комендантом Кумай спознался немедленно по прибытии в крепость
(люди суперинтенданта переправили его сюда по эстафете вдоль
Дол-Гулдурского тракта -- у них тут оказалась налажена настоящая ямская служба,
обозы ходили едва ли не через день); Гризли устроил ему многочасовой допрос, с
маниакальной обстоятельностью перешерстив всю Кумаеву жизнь, разве что не
поинтересовался сексуальными вкусами его первой подружки. Детство, учеба,
военная служба; имена и даты, технические характеристики летательных аппаратов и
привычки его университетских собутыльников, словесные портреты горных мастеров с
отцовского рудника и последовательность тостов в троллийском застолье... "Вы
утверждаете, что третьего мая 3014 года, в день вашего первого полета, было
пасмурно; вы твердо в этом уверены?.. А как зовут бармена в кабачке "Эчигидель",
что напротив университета? Ах да, верно, "Эчигидель" будет чуть дальше по
бульвару... Инженер первого ранга Шаграт из вашего полка -- высокий, сутулый,
хромает на правую ногу? Ах, квадратненький и не хромает вовсе...". Дураку
ясно -- проверка на вшивость, но к чему такие сложности? Когда же Кумай упомянул
по ходу дела какую-то деталь своего миндоллуинского побега, Гризли укоризненно
поморщился:
-- Разве вас не проинструктировали, что эта тема под запретом?
-- Но... -- растерялся инженер, -- я, право же, не думал, что
этот запрет распространяется и на вас тоже...
-- Вас предупреждали о каких-то исключениях из правила?
-- Никак нет... Виноват.
-- Привыкайте... Ладно, проверку вы прошли успешно. Угощайтесь.
-- С этими словами комендант придвинул Кумаю пузатый чайник с обколотым носиком
и неводомо как попавшую сюда кхандскую пиалу из тончайшего кремового фарфора, а
сам погрузился в изучение составленного механиком списка -- что тому потребно
для работы (бамбук, бальсовое дерево, умбарская парусина... уйма всего, да потом
наверняка и еще что-нибудь всплывет). -- Кстати, ваши прежние сотрудники, такие
как мастер Мхамсурэн... будь они здесь, это заметно помогло бы делу?
-- Ну еще бы!.. Только разве это возможно?
-- Для нашей службы нет ничего невозможного. Нужно только
припомнить об этих людях все -- приметы, дружеские и родственные связи,
привычки... Нам пригодится любая мелочь, так что напрягите-ка память.
А по прошествии еще получаса комендант слегка прихлопнул
ладонью стопку исписанных листов, лаконично подытожив:
-- Если они живы -- найдем, -- и Кумай отчего-то сразу
почувствовал: эти -- найдут.
-- Переодевайтесь, господин инженер второго ранга. --
Гризли указал взглядом на комплект новенькой мордорской униформы без знаков
различия (так тут были обмундированы все -- и конструктора Джагеддина, и
обслуга, и безмолвные охранники из разведслужбы). -- Пойдемте, покажу вам наше
хозяйство...
Хозяйство оказалось обширным и разнообразным. Кумая, например,
дожидался великолепный планер невиданной им ранее конструкции: прямые и узкие,
как эльфийский клинок, крылья почти двадцатиярдового размаха держались,
казалось, вообще ни на чем -- какой-то невероятный материал, легче бальсы и
прочнее каменной лиственницы: под стать планеру была и "мягкая" катапульта для
его запуска -- ну нет таких материалов в природе, хоть башку рубите! Тут только
механик сообразил, что имеет дело с легендарным "Драконом" назгулов, дальность
полета которого определяется единственным обстоятельством -- сколько времени
выдержит без посадки пилот в своей гондоле. Впрочем, пилотирование "Дракона"
Кумай освоил с легкостью: известное дело -- чем совершеннее техника, тем проще
она в обращении.
Одновременно с Кумаем в Дол-Гулдуре объявились четверо
изенгардских инженеров "пробойного огня": так величали порошкообразную
зажигательную смесь вроде той, что издавна использовалась в Мордоре для
праздничных фейерверков. Изенгардцев привел сюда Росомаха -- невысокий жилистый
парень с чуть кривоватыми ногами, похожий на дунгарского горца; он теперь
замещал Гризли, когда тому случалось отлучиться из крепости по своим секретным
делам. К пробойному огню (его через небольшое время стали называть просто --
порошок) мордорские мастера отнеслись поначалу весьма скептически:
начиненные им каплевидные керамические сосуды с короткими крылышками летели
действительно далеко, почти на две мили, но вот прицельность, мягко говоря,
оставляла желать лучшего -- плюс-минус двести ярдов. К тому же как-то раз
"летающая капля" разорвалась прямо в направляющем желобе, убив случившегося
поблизости рабочего; узнав же от изенгардцев, что такие истории случаются --
"ну, не скажешь, чтоб регулярно, но быва-ат, быва-ат", -- мордорцы лишь
переглянулись: "Слышь, ребята? Ну-ка его на хрен, этот пробойный огонь, -- с ним
своих спалишь скорей, чем чужих..."
Однако не прошло и трех дней после той аварии, как
катапультисты пригласили Гризли на пробные стрельбы -- похвастаться новым типом
снаряда. Со стандартной трехсотъярдовой дистанции они первым же выстрелом
превратили в решето группу из восьми мишеней; а всего и дела-то было -- полый
керамический шар, набитый порошком с рубленными гвоздями и снабженный
огнепроводным шнуром для зажигательных нафтовых кувшинов. Следующий шаг
напрашивался сам: поместить емкость с порошком внутрь резервуара с
огневым желе, что получается при растворении мыла в светлой фракции нафты
-- так, чтобы при взрыве липкие прожигающие хлопья разлетались во все стороны...
Гризли оглядел тогда тридцатиярдовое пятно выжженной до минерального слоя почвы
и изумленно обернулся к Джагеддину: "И это все натворил один-единственный
кувшин? Ну, ребята, поздравляю: наконец-то вы придумали нечто стоящее!"
Вот тогда-то Кумаю и пришло в голову, что такие снаряды -- хоть
зажигательные, хоть осколочные -- можно не только выстреливать из катапульт, но
и сбрасывать с планеров. "Бессмысленно, -- возразили ему. -- Ну сколько вылетов
ты успеешь совершить за время сражения? Два? Три? Овчинка не стоит выделки".
"Если сбрасывать снаряд просто на вражеское войско -- конечно, нет. А вот если
накрыть лично милорда Арагорна с милордом Митрандиром -- очень даже стоит".
"Думаешь, попадешь?" "Почему ж нет? Попасть-то надо не в отдельного человека, а
в тридцатиярдовый круг..." "Слушай, как-то это... неблагородно..."
"Чего-чего?!!" "Да нет, это я так... Той прежней, рыцарской войне с ее "Вы
готовы, прекрасный сэр?" так и так конец... Единый свидетель -- не мы это
затеяли".
Да, благородной войне, похоже, и вправду наставал
конец... Мордорские конструкторы, например, изрядно продвинулись в
совершенствовании арбалетов -- оружия, которое в Средиземье всегда было под
негласным запретом. ("Как ты полагаешь, почему благородные рыцари так ненавидят
арбалет? Я бы сказал -- в этой их ненависти просматривается что-то личное,
нет?.." "Как же, слыхивали: дистанционное оружие -- оружие трусов". "Э, нет --
тут сложнее. Против луков -- заметь! -- никто особо не возражает. Фокус в том,
что у лучшего лука усилие на тетиве -- сто фунтов, а у арбалета -- тысяча". "Ну
и что с того?" "А то, что лучник может свалить латника, лишь попав тому в щель
забрала, в спайку панциря и тэдэ -- высокое искусство, надо учиться с
трехлетнего возраста, тогда, глядишь, годам к двадцати будешь на что-то годен.
Арбалетчик же стреляет по контуру -- куда ни попади, все навылет: месяц
подготовки -- и пятнадцатилетний подмастерье, сроду не державший в руках оружия,
утрет рукавом сопли, приложится с сотни ярдов, и крышка знаменитому барону N,
победителю сорока двух турниров, и прочая, и прочая... Знаешь, как говорят в
Умбаре: "Единый сотворил людей сильными и слабыми, а создатель арбалета их
уравнял": вот теперь эти "сильные" и бесятся -- гибнет, видите ли, высокая
эстетика воинского искусства!" "Точно. А тут еще податные сословия начинают
чесать репу: а нахрена, собственно, они нам вообще сдались, со всеми ихними
гербами, плюмажами и прочими прибамбасами? Ежели для защиты Отечества, так,
может, арбалетчики-то дешевле обойдутся?" "Экий вы, батенька, ползучий
прагматик..." "Что есть, то есть. И никак мне, свинорылому, не взять в толк:
отчего это вышибать человеку мозги мечом благородно, а арбалетным болтом --
подло?")
Впрочем, и стальные арбалеты, снабженные приближающими
стеклами, и "летающие капли", и даже сбрасываемые с небес огненные снаряды
-- все это выглядело невинными шалостями по сравнению с тем, чего потребовало от
них на днях -- устами Гризли -- невидимое руководство. В Мглистых горах издавна
известны несколько ущелий, где из скальных трещин сочится туман, бесследно
тающий затем в неподвижном воздухе. Те немногие, кто сумел унести оттуда ноги,
рассказывают, что стоит вдохнуть этот самый воздух, как во рту появляется
мерзкий сладковатый привкус и лавиной наваливается неодолимая сонливость; ну а
чем заканчиваются подобные сны, видно по накопившимся там россыпям звериных
скелетов. Так вот, следует придумать способ напускать такой туман на врага...
Кумай был человек дисциплинированный ("надо -- значит надо"),
однако от этой затеи руководства -- отравить воздух -- его замутило: надо
ж было до такого додуматься -- "оружие Возмездия"... Хвала Единому -- он
механик, а не химик, так что лично иметь касательство к этим работам ему не
придется.
...Он сбросил с высоты ста футов пару булыжников (вес подобран
как у разрывных снарядов; легли отлично, впритирку с мишенями), а затем посадил
планер прямо на тракт милях в полутора от Дол-Гулдура, там, где дорога,
рассекшая белым песчаным шрамом болезненный румянец отцветающей вересковой
пустоши, утекала в сумрачный каньон, промытый ею в темнолесской чащобе; выбрался
из гондолы и присел на обочину, нетерпеливо поглядывая в сторону крепости.
Сейчас подведут лошадей, и он попробует поднять "Дракон" прямо с земли, разогнав
его конной упряжкой, как это делали с планерами старого образца. Ну где они там?
За смертью бы их посылать...
Поскольку Кумай глядел в основном в направлении Дол-Гулдура,
человека, двигавшегося по дороге со стороны леса, он заметил, лишь когда тот
приблизился ярдов на тридцать. Разглядев пришельца, тролль ошалело потряс
головой: "Быть того не может!", а потом, не чуя под собою ног, ринулся навстречу
и мгновение спустя сгреб того в охапку.
-- Осторожнее, черт здоровый, ребра поломаешь!..
-- Надо ж пощупать -- может, ты глюк!.. Давно они тебя
разыскали?..
-- Порядком. Да, сразу о главном: Соня жива и здорова, она
сейчас у наших, в Пепельных горах...
Халаддин внимал повествованию Кумая, не отрывая чуть сощуренных
глаз от деловитой суеты пестрых земляных пчелок на цветах вереска. "Ну назгулы,
ну мудрецы, мать ихнюю за ноги... Это ж надо было додуматься -- засунуть
палантир в эдакое осиное гнездышко... Счастье еще, что я не сунулся к
этим профессионалам из разведслужбы со своею доморощенной легендой: раскололи бы
в два счета, и привет горячий. А выложить Гризли с Росомахой все как есть -- так
это полный атас. Заявляется в ихний сверхзасекреченный "Оружейный монастырь"
некий военлекарь второго ранга: "Я, парни, к вам на минуточку -- заберу из
тайника палантир, и обратно в Итилиен, к принцу Фарамиру. Действую по
приказу Ордена назгулов -- только вот отдавший мне этот приказ тут же на месте и
умер, так что подтвердить сей факт некому... В доказательство могу предъявить
кольцо назгула -- лишенное, правда, всех магических свойств. Картина маслом...
Меня ведь, пожалуй, сочтут даже не шпионом, а просто психом. В замок, может, и
пустят (спецы по ядам на дороге не валяются), но обратно-то точно не выпустят; я
бы, во всяком случае, не выпустил... Стоп-стоп-стоп!.."
-- Эй, Халик, очнись! Ты в порядке?
-- Все путем, извини. Просто пришла в голову одна идея. Я,
видишь ли, выполняю тут спецзадание, никак не связанное с вашим "Оружейным
монастырем"... Слыхал про такие колечки?
Кумай подкинул кольцо на ладони и уважительно присвистнул.
-- Иноцерамий?
-- Он самый.
-- Уж не хочешь ли ты сказать...
-- Хочу. Инженер второго ранга Кумай!
-- Я!
-- Именем Ордена назгулов... Готовы ли вы исполнить то, что я
прикажу?
-- Так точно.
-- Учти -- об этом задании не должен знать никто из твоего
дол-гулдурского начальства.
-- Ты думай, чего говоришь!..
-- Кумай, дружище... Я не вправе открыть тебе суть операции, но
клянусь чем угодно, Сониной жизнью клянусь: это единственное, что еще может
спасти наше Средиземье. Выбирай... Если я явлюсь к Гризли, он наверняка
затребует подтверждения моих полномочий; пока его начальство свяжется с моим,
могут пройти не недели -- месяцы, а к тому времени все будет уже кончено.
Думаешь, назгулы всемогущи? Черта с два! Они, если хочешь знать, даже не
упредили меня об этих дол-гулдурских играх разведслужбы -- надо думать, и сами
тут ни сном ни духом...
-- Это-то понятно, -- проворчал Кумай. -- Когда на всегдашний
наш бардак накладывается еще и секретность, никаких концов вообще не сыщешь.
-- Так сделаешь?
-- Сделаю.
-- Тогда слушай и запоминай. В Большом зале замка есть камин; в
задней его стенке должен быть камень ромбической формы...
ГЛАВА 58
Итилиен, Эмин-Арнен.
12 июля 3019 года
"Нет тяжелее работы, чем ждать" -- отлито в бронзе и от
употребления не стирается. Втройне тяжко, если ожидание осталось единственной
твоей работой: все, что можно, уже сделано, сиди теперь и жди, звякнет ли
колокольчик -- "Ваш выход!". Жди день за днем, в ежечасной готовности, -- а он
может и не звякнуть вовсе, сие уже не в твоей власти, тут распоряжаются иные
Силы...
Халаддин, вынужденно бездельничая в Эмин-Арнене после своего
Дол-Гулдурского похода, поймал себя на том, что искренне завидует Тангорну,
ведущему свою смертельно опасную игру в Умбаре: лучше уж поминутно рисковать
жизнью, чем так вот ждать. Как же он проклинал себя за те невольные
мысли, когда неделю назад осунувшийся Фарамир передал ему мифриловую
кольчугу: "...А последними его словами было -- "Сделано"..." Как накликал.
Вспоминалось и их возвращение от Дол-Гулдура. На сей раз
проскочить незамеченными не вышло: бойцы из разведслужбы, стерегущие от эльфов
тропы Темнолесья, пошли по их следу -- неотступно, как волки за подраненым
оленем. Что ж, теперь он по крайней мере точно знает цену собственной жизни:
сорок марок -- те самые, которые он тогда не поскупился отвалить Ранкорну; если
б не мастерство рейнджера, они наверняка остались бы среди темнолесских елей на
поживу тамошним черным бабочкам... У берега Андуина они нарвались на засаду, и
когда вокруг засвистели стрелы, поздно уже было орать: "Ребята, мы ж свои,
только по другому департаменту!" Он там стрелял в своих -- бил на поражение
отравленными эльфийскими стрелами, -- и теперь ему никогда уже от этого не
отмыться...
"А знаете, что самое печальное, дражайший доктор Халаддин?..
Ты, голубь, теперь повязан кровью и оттого безвозвратно утерял высший дар
Единого: право выбора. У тебя за спиною вечно будут маячить и те полегшие в
андуинских тальниках парни в мордорской форме без знаков различия, и
отправленный на смерть Тангорн -- так что стоит тебе отвернуть от цели, сказав:
"Больше не могу", как ты в тот же миг окажешься просто-напросто убийцей и
предателем. Чтоб эти жертвы не оказались зряшными, ты обязан победить, а ради
этой победы -- снова и снова идти по трупам и немыслимой грязи. Замкнутый
круг... А самая страшная работа тебе еще только предстоит; то, что ты проделаешь
ее чужими руками -- руками барона Грагера, -- ничего не меняет. Как тогда изрек
Тангорн: "Честный дележ: у организатора -- чистые руки, у исполнителя -- чистая
совесть": черта с два..."
(Перед тем как убыть в Умбар, Тангорн устроил прогон
ключевой сцены, после чего бесстрастно констатировал:
-- Никуда не годится. Ты выдаешь себя каждым взглядом, каждой
интонацией; фальшь видна за версту -- чтоб распознать ее, не надо быть эльфом, а
они ведь куда проницательнее нас... Прости -- я должен был сразу догадаться, что
эта работа тебе не по плечу. Даже если они сожрут мою умбарскую наживку, ты
здесь все равно не сумеешь подсечь рыбину -- сорвется.
-- Сумею. Раз надо -- сумею.
-- Нет. И не спорь -- я бы тоже не сумел. Чтоб сыграть в такой
сцене достоверно, зная при этом всю подноготную, мало иметь стальные нервы: тут
надо быть даже не мерзавцем -- нелюдем...
-- Благодарю вас, сэр.
-- Не за что, сэр. Может, ты со временем и сумеешь обратиться в
такого нелюдя, но только времени этого нам в любом случае не отпущено. Так что я
вижу единственный выход: вставить добавочную прокладку...
-- Что-что?
-- Это наш сленг. Надо ввести посредника, задействованного
втемную... Тьфу... Словом, посредник должен быть уверен, что говорит правду.
Причем, учитывая уровень контрагента, это должен быть классный профессионал.
-- Ты имеешь в виду барона Грагера?
-- Хм... "Соображаешь, медицина", -- как говаривал твой
сержант.
-- И под каким соусом мы его привлечем?
-- Под тем, что мы опасаемся, как бы в момент переговоров эльфы
не взломали тебе мозги при помощи всяких магически-гипнотических штучек и не
превратили обмен в грабеж... Это, между прочим, чистая правда. Да и тебе малость
полегче -- поделишь с бароном по-братски этот чан дерьма... Как говаривал
знаментый Су-Вей-Го: "Честный дележ: у организатора -- чистые руки, у
исполнителя -- чистая совесть".
-- А кто он был, этот Су-Вей-Го?
-- Шпион, кто ж еще...)
...Клюнуло, когда шел к концу восемьдесят третий день из
отпущенной им сотни. Стрелы последних солнечных лучей пронизывали на излете
гулкое пространство пустого в этот час Рыцарского зала и, вонзаясь в дальнюю его
стену рассыпались оранжевыми бликами; блики были теплыми и живыми -- они так и
норовили перебраться со стены на лицо и руки изящной девушки в запыленном
мужском наряде, которая облюбовала Фарамирово обеденное кресло. "А ведь ее и
вправду смело можно назвать девушкой, -- заметил про себя Грагер, -- хотя по
человеческим меркам ей следовало бы дать лет тридцать, а уж сколько ей на самом
деле -- представить страшно. Сказать, что она прекрасна, -- значит не сказать
ничего; можно, конечно, описать "Портрет прелестной незнакомки" великого
Альвенди словами полицейской розыскной ориентировки, но стоит ли?.. Интересно,
этот доктор Халаддин сумел ее вычислить, как вычисляют даты лунных затмений --
ювелирная работа, изюм в сахаре, -- но ни малейшей радости по сему поводу не
выказал, скорее наоборот; с чего бы это?"
-- От имени князя Итилиенского приветствую вас в Эмин-Арнене,
миледи Эорнис. Я барон Грагер, вы, возможно, слыхали обо мне.
-- О да...
-- Эландар передал вам послание барона Тангорна? Эорнис
кивнула, а затем извлекла из какого-то потайного кармашка простенькое серебряное
колечко с полустертыми эльфийскими рунами и положила его на стол перед Грагером:
-- Среди колец, залитых в сургучные печати вашего пакета, было
и это. Оно принадлежало моему пропавшему без вести сыну, Элоару. Вам что-то
известно о его судьбе... Я верно поняла смысл вашего послания, барон?
ГЛАВА 59
-- Вы все поняли верно, миледи. Только давайте сразу расставим
точки над "i": я всего лишь посредник, как и мой погибший друг. Наверное, есть
способы при помощи эльфийской магии обшарить мои мозги, но только вы все равно
не найдете там ничего сверх того, что я и так собираюсь вам сообщить.
-- Вы все преувеличиваете возможности эльфов...
-- Тем лучше. Так вот, ваш сын жив. Он в плену, но вернется к
вам, если мы договоримся о цене.
-- О, все что угодно -- драгоценности, гондолинское оружие,
магические рукописи...
-- Увы, миледи: те, в чьих руках он оказался, -- не южные
маштанги, торгующие заложниками. Они, похоже, представляют разведслужбу Мордора.
Она не переменилась в лице, но тонкие пальцы ее до белизны
сжали подлокотники кресла.
-- Я не стану предавать свой народ ради спасения сына!
-- И вы даже не хотите узнать, какая малость от вас требуется?
И когда по прошествии вечности, спрессованной в пару секунд,
она ответила: "Хочу", Грагер, имевший за плечами десятки вербовок, безошибочно
понял -- игра сделана; дальше уже дело техники, эндшпиль при лишней фигуре.
-- Итак, некоторые привходящие обстоятельства. Элоар отбился от
своих и заблудился в пустыне; когда его нашли, он умирал от жажды, так что
мордорские партизаны для начала просто спасли ему жизнь...
-- Спасли ему жизнь? Эти чудовища?
-- Оставьте, миледи: байками про "вяленую человечину" можно
стращать широкую деревенщину, а меня не стоит Я как-никак воевал с орками четыре
года и знаю, что почем; эти парни всегда ценили чужое мужество, а с пленными
обходились по-человечески -- этого у них никак не отнимешь. Беда в ином: они
раскопали, что ваш Элоар принимал личное участие в "зачистках" -- это, знаете
ли, такой эвфемизм для обозначения массовых убийств гражданского населения...
-- Но это же ложь!
-- К сожалению, это чистая правда, -- устало вздохнул Грагер.
-- Так уж случилось, что моему покойному другу барону Тангорну довелось лично
наблюдать работу вастакского отряда Элоара... Щадя ваши материнские чувства, я
не стану сейчас описывать то, чему барон стал свидетелем.
-- Клянусь вам, это какая-то чудовищная ошибка! Мой мальчик...
Постойте, вы сказали -- "вастаки"?.. Наверное, он тогда просто не сумел
остановить этих дикарей...
-- Миледи Эорнис, командир отвечает за действия подчиненных как
за свои собственные; не знаю, как у эльфов, но у людей это так... Впрочем, я
рассказал все это затем лишь, чтоб вы ясно поняли: если мы сейчас не договоримся
о цене освобождения вашего сына, ему не стоит уповать на конвенцию о
военнопленных. Его просто-напросто отдадут в руки тех, чьи родные попали под
"зачистки"...
-- Что... -- судорожно сглотнула она, -- что я должна сделать?
-- Для начала я хотел бы уточнить ваше положение в лориенской
иерархии.
-- А разве оно им неизвестно?..
-- Только со слов Элоара, а он -- согласитесь -- мог просто
набивать себе цену как заложнику. Им нужно знать, насколько вы
могущественны: клофоэль -- ранг, а не специализация, нет? Если вы занимаетесь
ерундой вроде воспитания принцев или церемониала, то иметь с вами дело
они полагают бессмысленным.
-- Я -- клофоэль Мира.
-- Ага... то есть в свите Владычицы вы ведаете вопросами
дипломатии, разведки и -- шире -- эльфийской экспансии в Средиземье?
-- Можно сказать и так. Вас удовлетворяет степень моего
могущества?
-- Вполне... Итак, к делу. В одном из контролируемых эльфами
гондорских каторжных лагерей содержится некий мордорский военнопленный. Вы
организуете ему побег и взамен получаете сына, вот и все. Мне сдается, на
предмет "предательства своего народа" ваша совесть может быть спокойна.
-- А Лориен на такой обмен никогда не пойдет -- ибо речь идет о
члене царствующей фамилии Мордора...
-- Я не стану комментировать эти ваши домыслы, миледи Эорнис,
поскольку и сам не в курсе дела. Но в одном вы правы: если о наших контактах
проведает хоть одна душа в Лориене, вам не сносить головы; ну и сыну вашему,
соответственно, тоже.
-- Хорошо, я согласна... Но сначала я должна убедиться, что
Элоар действительно жив: кольцо можно снять и с трупа.
-- Справедливо. Ознакомьтесь с этой запиской. (Момент был
скользкий и ответственный, хотя Грагер об этом не знал. А вот Халаддин, если б
увидал окаменевшее лицо эльфийки, которая вчиталась в нацарапанные как будто
пьяною рукой руны -- "Милая матушка я жив со мной обращаются хорошо", сразу
понял бы: порядок, маэстро Хаддами не подвел -- не зря чуть не целый день
"входил в образ".)
-- Что они с ним сделали, зверье?!
-- По их словам, он сидит в подземной тюрьме, а это не
лориенские кущи, -- развел руками Грагер. -- Так что чувствует он себя и вправду
неважно...
-- Что они с ним сделали? -- тихо повторила она. -- Я пальцем
не шевельну, пока не получу гарантий, понятно?! Я переверну все лагеря
военнопленных и...
-- Да получите вы свои гарантии, успокойтесь!.. Не затем же они
городили весь этот огород с выходом на конспиративную связь, чтобы самим срывать
обмен, верно? Они даже предложили... -- Тут Грагер сделал эффектную паузу. --
Хотите с ним повидаться?
-- Он... он что, здесь? -- вскинулась она.
-- Ну, вы уж слишком многого хотите! Вы сможете поговорить с
ним через Видящие камни. В час, о котором мы сейчас условимся, ну, скажем... в
полдень первого августа, идет? -- Элоар подойдет к мордорскому палантиру,
а вы -- к своему...
-- У нас в Лориене нет Видящих камней, -- покачала головою
Эорнис.
-- Им это известно, -- кивнул Грагер. -- Чтобы ускорить дело,
они готовы на время передать вам один из своих кристаллов: потом вернете его
обратно вместе с тем пленным -- куда ж вы денетесь? Однако они в свой черед
требуют гарантий: есть способы обнаружить палантир при помощи другого
палантира -- вам, эльфам, они известны лучше, чем мне, -- а открывать
врагу районы своей дислокации они, понятное дело, не собираются. Поэтому есть
два непреложных требования. Во-первых, переданный вам кристалл будет "ослеплен"
непроницаемым мешком и при этом поставлен на режим "прием"... Простите, миледи,
я ничего в этом не понимаю, просто повторяю их инструкции, как попугай;
так вот, вы извлечете палантир из мешка и переведете его в режим "двусторонняя
связь" только ровно в полдень первого августа. Если же вы посмеете сделать это
раньше (дабы полюбопытствовать -- как там обстоят дела в мордорских тайных
убежищах), то не обессудьте: одной из картинок, которые вы увидите, станет казнь
Элоара. Ясно?
-- Да.
-- И второе. Они требуют, чтобы во время сеанса связи вы
находились подальше от Мордора -- в Лориене... Поэтому в полдень первого
августа, когда ваш палантир заработает "на передачу", они должны увидать в нем
нечто такое, что есть только в Лориене... Знаете, на этом месте их вдруг ни с
того ни с сего обуяла подозрительность, так что мы с ними чуть не полчаса
выбирали какую-нибудь лориенскую примету, которую уж ни с чем не спутаешь и
никак не подделаешь. Тут кто-то и припомнил, что у вашей Владычицы есть огромный
магический кристалл, показывающий картинки будущего; во, говорят, это как раз
то, что нам надо!
-- Зеркало Галадриэль?!
-- Они называли его иначе, но вы наверняка поняли, о чем речь.
-- Да они просто сошли с ума! Получить доступ к Зеркалу
Владычицы невероятно сложно...
-- Почему ж это "сошли с ума"? Они так прямо и сказали: "Вот
ей, кстати, и случай продемонстрировать свой реальный вес в лориенских
раскладах..." В общем, так: в полдень первого августа вы вынимаете
палантир из мешка, переключаете его с режима "прием" на режим
"двусторонняя связь", и в этот миг они у себя в Мордоре видят в нем Зеркало
Галадриэль; затем обратное переключение -- и вы видите сына, живого и
здорового... ну, относительно здорового. После этого вам сообщают, кого именно и
из какого лагеря предстоит вытаскивать. Дальнейшие переговоры по ходу операции
будете опять-таки вести через палантир. Есть возражения?
-- Ничего у нас не выйдет, -- вдруг произнесла она совершенно
потухшим голосом, и он сразу отметил эту ее обмолвочку -- "нас"; порядок,
все идет как надо.
-- Что такое?
-- Без ведома Звездного Совета в Лориен не может быть внесен
никакой магический предмет. А палантир заряжен мощнейшей магией, я просто
не смогу тайно пронести его через заставу порубежной стражи.
-- Да, они слыхали об этом запрете. Но неужели он
распространяется и на саму клофоэль Мира?..
-- Вы плохо представляете эльфийские порядки, -- криво
улыбнулась она. -- Он распространяется на всех, даже на Владычицу с
Владыкой. Порубежная стража подчиняется лишь клофоэлю Покоя -- и никому, кроме
него.
-- Ну, если дело в одних лишь в порубежниках, то я рад
устранить эту небольшую проблему, показавшуюся вам неразрешимой, -- рассчитанно
небрежно уронил Грагер. -- Палантир вам передадут прямо в вашей
лориенской столице, Карас-Галадоне.
-- Как -- в Карас-Галадоне?.. -- ошеломленно застыла она, и
Грагер кожею ощутил: что-то не так.
"Ты испугалась, -- понял он, -- впервые за весь разговор
ты испугалась по-настоящему... С чего это вдруг? Понятное дело, узнать, что в
твоей собственной столице вражеские агенты способны проделывать вещи, которые не
под силу даже тебе, всесильному королевскому министру, -- шок, и немалый. Но
главное в другом: этот ход застал тебя врасплох, а вот все прочие повороты нашей
беседы ты, получившая загодя Элоарово кольцо, в той или иной степени
предвидела... предвидела -- и выстроила собственную контригру, и потому все, с
чем я имел дело до сих пор, -- не истинные твои чувства, а то, что ты сама
желала мне внушить. Я должен был бы сразу сообразить: слишком уж легко и быстро
ты сломалась и пошла на вербовку, а ведь ты не могла не понимать, что это именно
вербовка -- до конца жизни будешь на крючке, мы же с тобой в некотором смысле
коллеги... Да, конечно, сын в руках врага, ему грозит мучительная смерть. И все
равно: она ведь придворный, так что на пути к своему клофоэльскому креслу
(или на чем они там восседают в своем Звездном Совете?) она должна, обязана была
пройти такую интриганскую шкуродерню -- только держись. Решать, конечно,
Халаддину, но я бы на его месте не доверил ей в руки не то что палантира
-- карманного ножика... Ох, кинет она при обмене этого высокоученого
доктора, как младенца, голову наотруб. А может, и не кинет... в смысле -- не
сумеет кинуть. У парня ведь есть свои тузы в рукаве: каким образом он собирается
тайно передать ей кристалл в Зачарованный лес -- ума не приложу, но что он не
блефует -- факт".
-- Вы не ослышались, миледи Эорнис, именно в Карас-Галадоне. В
этом году организация Праздника танцующих светлячков возложена на вас, верно?..
ГЛАВА 60
Лориенскнй лес. Карас-Галадон.
Ночь с 22 на 23 июля 3019 года
Праздник танцующих светлячков, приходящийся на ночь июльского
полнолуния, эльфы числят среди главнейших, так что из того, как и кем он
организован в определенный год, сведущий лориенец может сделать важные выводы о
реальном положении дел в "как никогда ранее едином" руководстве Лориена. Здесь
любая мелочь исполнена глубочайшего смысла, ибо все они отражают нюансы той
беспощадной борьбы за власть, что составляет единственный смысл жизни
бессмертных эльфийских иерархов. При этом совершенно невинная деталь (вроде
того, кто представляет на данном празднестве особу дольнского Владыки --
двоюродный кузен или племянник) может иметь куда большее значение, чем, к
примеру, потрясшее всех появление на позапрошлогоднем празднестве милорда
Эстебара -- прежнего клофоэля Силы, бесследно исчезнувшего десять лет назад
вместе с прочими участниками "заговора Керебранта". Пару часов постоял
экс-клофоэль на талоне (наблюдательном помосте в мэллорновой
кроне) по левую руку от лориенских Владык, чтобы затем вновь кануть в небытие;
при этом утверждали (правда, шепотом и с оглядкой), будто в подземелья под
Курганом Горестной Скорби его уводили не Стражи, подчиненные клофоэлю Покоя, а
танцовщицы клофоэли Звезд... Почему? Зачем? "Тайна сия велика есть".
Вообще-то это правильно: Власть, чтобы оставаться Властью, и
должна быть непостижима и непредсказуема -- иначе это никакая не Власть, а
просто начальство... Тут, по случаю, можно вспомнить, как в одном из соседних
Миров иноземные эксперты год за годом пытались предугадать извивы политики некой
могучей и загадочной Державы: примечали, в каком порядке занимают в дни торжеств
свои места на усыпальнице Основоположника тамошние иерархи, какие в этот раз
допущены отступления от алфавитного порядка при перечислении их имен и тому
подобные детали. Эксперты были компетентны и многомудры, заключения их --
глубоки и безупречно логичны; стоит ли удивляться, что верных предсказаний им не
посчастливилось сделать ни разу... Так что если б означенных экспертов подрядили
проанализировть ситуацию вокруг лориенского Праздника танцующих светлячков 3019
года Третьей Эпохи, они наверняка выдали бы что-нибудь вроде: "Поскольку
подготовка Празднества в этом году впервые возложена на клофоэль Мира, это
должно означать, что в эльфийском руководстве экспансионисты решительно
возобладали над изоляционистами и следует ожидать резкого наращивания
эльфийского присутствия в ключевых регионах Средиземья. Некоторые аналитики
полагают, что в основе этого лежит перераспределение ролей в свите Владычицы,
озабоченной чрезмерным усилением позиций клофоэля Покоя". Самое забавное: сами
по себе эти логические конструкции были бы вполне корректны -- как, впрочем, и
всегда в их горе-анализах...
Что ж до праздника, то он необычайно красив. Конечно,
прочувствовать его красоту во всей полноте дано лишь эльфу; но с другой стороны,
если вдуматься, человек -- существо столь примитивное и убогое, что ему с лихвой
хватает и тех жалких крох истинного великолепия, что всегда на виду...
Лориенские жители собираются в эту ночь на тех талонах, что поближе к
Нимродели: с высоты мэллорновых крон открывается сказочный вид на речную
долину, где в росистых лугах, окружающих печальные заводи (серебро с чернью --
как на гондолинских гривнах), рассыпаны созвездия ярчайших светильников-фиалов.
Сам ночной небосвод в сравнении с этой дивной картиной предстает тусклым ее
отражением в старом бронзовом зеркале -- да так оно, собственно говоря, и есть:
весь ход небесных светил над Средиземьем лишь исправно отображает происходящее
этой ночью на берегах Нимродели. Впрочем, смертному, как уже говорено, открыта
ничтожная доля происходящего там: наслаждайся неизменным от века звездным
рисунком (он задается расположением стоящих в траве светильников), но вот
колдовские узоры, выплетаемые фиалами танцовщиц -- а именно их танец и
есть изначальная основа магии Перворожденных, -- людским глазам видеть
совершенно ни к чему. Редко-редко смутные отголоски этого волшебного ритма
долетают до человеческого мира через озарения величайших скальдов и музыкантов,
навсегда отравляя при этом их души тоской по недостижимому совершенству.
...Эорнис, как и положено клофоэли Праздника, находилась
в этот полуночный час посреди "небосвода", как раз там, где семь фиалов
(шесть ярких и седьмой -- наиярчайший) образуют на нимродельских лугах созвездие
Серп Валаров, указующее рукоятью на Полюс Мира. Она пребывала в полном
одиночестве (танцовщицы во главе с клофоэлью Звезд -- единственные, кому
открыт доступ на "небосвод", -- давно уже удалились под своды мэллорнов),
тщетно гадая -- как барон Грагер сумеет выполнить свое обещание: "Под утро, как
развиднеется, вы найдете мешок с Видящим камнем в траве рядом с тем
фиалом, что изображает Полярную Звезду в Серпе Валаров". Доступ на
"небосвод" запрещен -- под страхом смерти -- любому эльфу, даже прочим
клофоэлям, и можно не опасаться, что кто-нибудь обнаружит палантир раньше
нее... Да, но каким образом проникнут сюда сами эти мордорские шпионы? Стало
быть... стало быть, это кто-то из танцовщиц? Но это же совершенно
невозможно -- танцовщица, связанная с Врагом!.. Да? А связанная с Врагом
клофоэль Мира -- это как, возможно?
"Но ведь я не связана с Врагом, -- возразила она себе, -- я
просто-напросто веду свою игру. Я действительно сделаю все, чтобы спасти
моего мальчика, но у меня и в мыслях нет выполнять условия предложенной
ими сделки... Утром я получу палантир, в полдень первого августа
узнаю имя наследника мордорского престола (а кто ж это еще может быть), а уж
потом -- при обмене заложников -- я сумею устроить, чтоб это все так и осталось
в моих руках, не волнуйтесь! Они, видать, еще не знакомы с возможностями эльфов
-- ну так познакомятся!
Тут опасны не люди (что они могут, эти навозные черви), а свои.
Выиграв эту игру, я положу к ногам Владык палантир и голову мордорского
принца; великая победа, и пусть кто-нибудь посмеет открыть рот -- победителей не
судят. А вот при неудаче или если мне просто не дадут довести игру до конца...
Тогда все это немедленно превратится в сделку с Врагом, в Прямую измену -- а
клофоэль Покоя отдал бы правую руку за то, чтобы предъявить мне такое обвинение
и отправить в свои подземелья под Курганом Горестной Скорби... Если у него
возникнет хоть тень подозрения насчет моих переговоров с итилиенцами, Стражи
примутся копать так, как они это умеют, и тогда мне конец. А ведь я
замотивировала перед Владычицей свое посещение Эмин-Арнена именно тем, что "по
сведениям, полученным из Умбара, кто-то в Лориене начинает свою личную игру с
Арагорном, и не исключено, что этот "кто-то" -- клофоэль Покоя". Когда он узнает
об этом нашем разговоре -- а он узнает непременно, -- у него просто не останется
иного выхода, кроме как насмерть скомпрометировать меня в глазах Владык, и
трудиться он будет на совесть...
А что, если, -- вдруг обожгло ее, -- все это, начиная с
умбарских событий, просто-напросто многоходовая интрига клофоэля Покоя и рука
Стража ляжет мне на плечо, едва лишь я прикоснусь к мешку с булыжником,
изображающим полантыр? Эландар и эти итилиенские бароны работают против меня --
на клофоэля Покоя? Да нет, бессмыслица... Это я уже шарахаюсь от собственной
тени. А как могло случиться, что итилиенские шпионы -- явно с ведома Фарамира --
играют в одной команде с мордорцами? Ну, это-то как раз ясно: они как посредники
надеются заработать на этой сделке свои "комиссионные" -- скомпрометированную
сотрудничеством с Врагом эльфийскую клофоэль, из которой потом хоть веревки
вей... Между прочим, так бы оно и было -- прийди мне в голову выполнить их
условия.
Что ж, все пути назад теперь в любом случае отрезаны: меня
спасет только победа в этом самом "обмене заложниками", и не только спасет --
вознесет еще на ступеньку вверх! А уж после... после я разыщу тех, кто положит
сегодня на Полярную Звезду мешок с Видящим камнем; я сделаю это сама, через
возможности своей Службы, опередив Стражей, и предъявлю этих предателей Совету:
"Наш несравненный хранитель Покоя в последнее время настолько увлекся выявлением
заговоров (цену которым мы все хорошо знаем), что проспал существование в
Карас-Галадоне настоящей шпионской сети Врага... А может, вовсе даже не
проспал? Может, ниточки этой сети тянутся выше, чем я дерзаю предположить?" Вот
от такого удара он не оправится, как бы его ни покрывал Владыка, это будет
чистая победа -- и Владычицы, и моя".
..."Дракон" Кумая тем временем невидимкою плыл в ночном небе
Лориена вдоль тускло отсвечивающих под луною излучин Нимродели. Увидав посреди
долины обширную россыпь ярких голубоватых огоньков, складывающихся в довольно
точную карту звездного неба, инженер облегченно расслабился и повел планер на
снижение: пока все шло в точном соответствии с планом. Он отыскал среди этих
"созвездий" Ковш, который в здешних местах отчего-то называют Серпом Валаров, --
порядок, там, где ему и положено быть в настоящем небе, и Полярная звезда на
своем месте... Интересно, из чего делают эти фонари? Свет явно холодный --
может, то же вещество, что светится в гнилушках?.. Ковш стремительно рос в
размерах; Кумай нащупал у себя под ногами, на дне гондолы, мешок, извлеченный им
прошлой ночью из тайника за ромбическим камнем в задней стенке дол-гулдурского
камина, и вдруг выругался сквозь зубы. "О черт, он же мне не сказал, каков
реальный размер этой фигуры, -- как теперь, в этой темнотище, оценить свою
высоту?"
Сначала-то Халаддин просил Кумая просто забрать мешок из
тайника и сбросить во время завтрашнего тренировочного полета где-нибудь
подальше от крепости -- чтоб его можно было подобрать и уносить ноги. Но потом
доктор вдруг осекся на полуслове и изумленно вымолвил:
-- Слушай, так ты, наверное, и до самого Лориена отсюда
долететь можешь?
-- Запросто. Ну, то есть не то чтобы запросто, но могу.
-- А если ночью?
-- Вообще-то раньше я ночью на такие расстояния не летал...
Трудно ориентироваться.
-- А если ночь лунная? А в месте, которое меня интересует,
будут наземные ориентиры в виде огней?
-- Ну, тогда легче. Вам что, надо провести разведку с воздуха?
-- Понимаешь, я вспомнил, как ловко ты теперь кидаешь со своего
планера заряды по наземным целям. Вот такую штуку и надо будет проделать в
Лориене...
Ночной полет Кумай замотивировал перед своим дол-гулдурским
руководством четко: предложил Гризли отработать ночное бомбометание. "Это за
каким еще дьяволом?" "Чтоб кидать зажигательные снаряды на лагерь противника.
Если всю ночь перед битвой, вместо того чтоб спать, будешь тушить горящие
палатки, утром много не навоюешь". "Гм... резонно. Ну что ж, попробуйте,
инженер". Вылетел он с закатом: "Полетаю еще вокруг, пока не стемнело", --
сделал широкий разворот, так чтобы его не было видно из крепости, и лишь тогда
взял курс на закат-северо-закат; место впадения Нимродели в Андуин отыскал еще
по свету, дальше все было делом привычным...
Кумай разжал пальцы, и мешок ушел вниз, в размеченную
"звездами" темноту Спустя пару секунд нос планера закрыл Полярную звезду Ковша:
порядок -- если он не сильно напутал со своею высотой, цель накрыта. "Что,
какая-нибудь отрава?" "Да нет. Это магия". "Магия? Делать вам нехрена .." "Ты уж
поверь лориенским ребятам этот мешочек придется сильно не по вкусу". "Ну-ну.
Когда дело дрянь, всегда бросаются от врачей к колдунам..." Ладно, он свое дело
сделал, а зачем это все нужно -- начальству видней: меньше знаешь -- крепче
спишь. Теперь самое время разворачиваться и ложиться на обратный курс; путь
неблизкий, да и ветер крепчает.
С привычной лихостью закладывая вираж над сонными водами
Нимродели, Кумай не учел одного обстоятельства: высоты мэллорнов. Точнее
сказать, он просто не подозревал, что бывают на свете такие деревья.
И был удар, когда одна из ветвей вроде бы совсем легонько
притронулась к кончику крыла, разом обратив планер в крутящееся волчком
семечко-крылатку вроде тех, что меллорны по осени роняют стайками на
россыпи пожухлых эланоров.
И был второй удар, когда беспомощный ослепший "Дракон" швырнуло
вправо, и он врезался в соседнюю крону -- с хрустом раздирая шкуру обшивки,
ломая хребет и ребра несущих конструкций.
И был третий удар, когда все эти обломки рухнули вдоль ствола
вниз, на заполненный оцепенелыми эльфами талон -- едва не к ногам самого
клофоэля Покоя.
...Собственно говоря, Кумай к тому моменту дело свое уже
сделал, так что его вполне можно было бы списать по графе "допустимые потери",
философски помянув при этом ту самую яичницу, коию не приготовишь, не разбив
яиц. Имелось, однако, одно осложняющее обстоятельство: тролль при падении крепко
побился, но остался жив -- а вот это, как легко догадаться, было полной
катастрофой.
Сайт создан в системе
uCoz