1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15


* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. УМБАРСКИЙ ГАМБИТ *

   "На треть солдат, на треть полисмен, на треть злодей", -- как любил говорить о себе этот человек, принадлежавший к легендарному поколению своей профессии. Он охотился на коммунистов в Малайе, на мау-мау -- в Кении, на евреев -- в Палестине, на арабов -- в Адене и на ирландцев -- всюду и везде.
   Дж. Ле Карре

ГЛАВА 36

   Умбар, Рыбный рынок.
   2 июня 3019 года

   Креветки были великолепны. Они расположились на оловянном блюде будто изготовившиеся к бою триремы на тусклой рассветной глади Барангарской бухты: колючие рострумы в путанице усиков-снастей грозно устремлены на врага, лапки-весла подобраны вдоль корпуса -- как и положено перед абордажем. Полдюжины на порцию -- да больше, пожалуй что, и не осилить: одно слово -- "королевские", едва умещаются на ладони; к тому же острый сок, сообщающий неповторимое очарование чуть сладковатому розовому мясу, вовсю уже разъедал отвыкшие от этого лакомства губы и кончики пальцев. Тангорн покосился на дожидающийся своей очереди поднос с крупными печенными на угольях устрицами: обомшелые конические каменюки от жара чуть треснули по шву, застенчиво демонстрируя свое смуглое содержимое, и было в этом нечто очаровательно-непристойное. Нет, все-таки нигде в мире не умеют готовить морскую снедь так, как в маленьких харчевнях вокруг Рыбного рынка -- куда там фешенебельным ресторациям с набережной Трех звезд! Жаль, нельзя испросить трепангов: не сезон... Он вздохнул и вновь принялся за истекающую горячим пряным соком креветку, рассеянно прислушиваясь к болтовне своего сотрапезника.
   -- ...И согласитесь, барон: ваши страны -- это крохотный, но возомнивший о себе невесть что полуостров на крайнем северо-закате ойкумены. А населяют его форменные параноики, вбившие себе в голову, будто весь остальной мир спит и видит, как бы их завоевать и поработить. Да кому, скажите на милость, нужны ваши чахлые осинники, сплошь заросшие мухоморами, не тающие по полгода снега и та бурая пенистая кислятина, что вы пьете взамен нормального вина?!
   Не то чтобы разглагольствования этого хлыща сколь-нибудь всерьез задевали патриотические чувства Тангорна (тем более что почти все из сказанного было чистой правдой); просто в устах высокопоставленного сотрудника министерства иностранных дел Умбарской республики подобного рода сентенции звучали весьма странно -- особенно если учесть, что встретились-то они именно по его инициативе... Барон не особо удивился, когда нынешним утром хозяин облюбованной им гостиницы "Счастливый якорь" с должным подобострастием вручил своему постояльцу конверт, сплошь облепленный правительственными печатями. Ну что же, прошло уже три дня, как он объявился в Умбаре, где наверняка оставил по себе -- как бы это помягче сказать? -- неоднозначную, но зато наверняка яркую память; вполне естественно, что статс-секретарь Гагано (по устной просьбе шефа Северного направления МИД Алькабира) запросил итилиенского гостя о конфиденциальной встрече. А в итоге Тангорн вот уже четверть часа как "принимает к сведению" хамские наезды этого болвана... "Стоп! -- сказал он себе, -- а такой ли уж он болван, каким старается выглядеть? Ну-ка, прощупаем его на прочность... что-нибудь эдакое, невинное".
   -- Ну, "крохотный возомнивший о себе полуостров" -- это и вправду было неплохо сказано, -- благодушно признал барон. -- Но вот последний пункт обвинения -- насчет "бурой кислятины" -- я все-таки берусь оспорить. Верите ли, но не далее как с полминуты назад я думал про себя: эх, к этим бы здешним креветкам -- да пару пинт нашего доброго биттера! Чтобы был черный и горький, как деготь, а пена должна быть такой плотности, чтоб удерживала на весу мелкую монетку... -- Тут он мечтательно улыбнулся и одарил собеседника жестом, исполненным усталой снисходительности. -- Вы просто не представляете себе, господин статс-секретарь, что такое настоящий гондорский биттер. Делаешь первый, самый длинный глоток, и на языке остается тающий привкус дыма -- знаете, будто бы в парке по весне жгут прошлогодние буковые листья; недаром его так и называют: копченое пиво...
   Господин статс-секретарь ответствовал в том смысле, что в сортах пива он разбирается никак не хуже самих аборигенов (благо не первый год работает по Северному направлению), равно как и в сортах тюленьей ворвани, столь любимой лоссохами с побережий Льдистого залива. М-да... Не первый год он, стало быть, на Северном направлении... Можно, конечно, сколь угодно глубоко презирать чужаков, но зачем же в открытую демонстрировать им подобные чувства? Ну а то, что получаемые архаичным верхним брожением биттеры и стауты почитай уж лет сто как не делают нигде, кроме Эриадора, и что знаменитое широкое копченое пиво вообще не биттер, а лагер, просто солод для него карамелизуют особым образом... -- да нет, не знать таких вещей о стране, с которой работаешь, профессионал просто не имеет права! Воля ваша, но странные пошли нынче сотрудники у умнейшего и аккуратнейшего Алькабира...
   Итак, зачем все-таки они назначили ему встречу? Версия первая: просто выманить его из номера, чтобы без помех пошарить в багаже на предмет писем, вверительных грамот и прочего. Ну, такая дешевка была бы под стать разве что дубиноголовым бойскаутам из гондорской резидентуры -- умбарская секретная служба (сколь он ее помнил по прежним годам) действует не в пример изящнее... Вариант второй: Алькабир от лица МИДа сообщает ему, что республика изменила своей многовековой практике временных союзов и балансирования между разнонаправленными силами; она решила капитулировать перед сильнейшим -- сиречь Гондором -- и демонстративно отказывается от любых контактов с итилиенским эмиссаром (за коего они его, несомненно, принимают). Вариант третий -- наиболее смахивающий на правду: Алькабир дает ему понять, что хотя республика и в самом деле изменила означенной многовековой практике, в ней есть могущественные силы, несогласные с этим решением; так что "итилиенскому эмиссару" следует иметь дело именно с ними, а не с МИДом и иными официальными инстанциями -- каковые и призван олицетворять своей персоною надутый недоумок Гагано. Главное, что при любом из этих раскладов лезть в кабинеты Голубого дворца, размахивая своими полномочиями (если бы таковые у него и впрямь были), явно несвоевременно... И на этом месте Тангорна внезапно разобрал смех: "Значит, я не верю, что Алькабир случайно, без задней мысли, прислал на встречу со мною именно Гагано, а Алькабир не верит что я действительно в отставке и не являюсь полномочным (хотя и неофициальным) представителем Фарамира. Возникшие на основе этих -- вполне произвольных -- посылок картины внутренне непротиворечивы, и не вполне понятно, какого рода факты могли бы разубедить каждого из нас..."
   -- Что это вас развеселило, барон? -- надменно вопросил статс-секретарь.
   -- Да так, пришла на ум одна забавная логическая конструкция... Впрочем, мы с вами заболтались; вам, вероятно, пора уже возвращаться в присутствие -- скромному путешественнику, вроде меня, не следует подолгу отвлекать от дел столь ответственную персону. От души благодарю за весьма содержательную беседу. И, если вас не затруднит, передайте дражайшему Алькабиру следующее -- только, если можно, дословно и без отсебятины. Скажите, что я-то в полной мере оценил его решение возложить переговоры со мною именно на статс-секретаря Гагано, но вот ребята, что сидят на Приморской, 12, -- они слишком уж просты и незатейливы и, боюсь, таких изысков не оценят...
   Тут Тангорн внезапно осекся, ибо при упоминании о гондорском посольстве его собеседник затравленно огляделся по сторонам (можно подумать -- он ожидал узреть за ближайшим столиком пару-тройку сотрудников тайной стражи Его Величества в черной парадной униформе, разложивших уже прямо на скатерти свой пыточный инструментарий) и, бормоча невнятные извинения, устремился к выходу. Сидевший по соседству с ними одинокий джентльмен купеческой наружности, вдумчиво лакомившийся икрою морского ежа, в свой черед воззрился на барона, и на лице его смешались -- во вполне естественной для такого казуса пропорции -- смущение, недоумение и испуг. Тангорн в ответ улыбнулся и, кивнув в направлении удаляющегося статс-секретаря, вполне искренне пожал плечами и сокрушенно покрутил пальцем у виска. Затем придвинул к себе блюдо с подостывшими устрицами (не пропадать же добру!), привычным движением извлек моллюска из его неприступной на вид фортеции и погрузился в размышления.
   Внушительный особняк на Приморской улице, где с недавних пор обосновалось посольство Воссоединенного Королевства (правильнее, впрочем, было бы назвать его "Умбарским территориальным департаментом тайной стражи"), заслуженно пользовался среди горожан самой зловещей репутацией. Скорая аннексия Умбара была для Минас-Тирита делом решенным, и его теперь именовали не иначе как "пиратская гавань на исконных землях Южного Гондора". Посол, не утруждая себя особыми церемониями, готовился приступить к обязанностям наместника, а люди из гондорской резидентуры уже сейчас вели себя в городе как хозяева. Они почему-то величали себя "разведчиками", хотя в действительности были обыкновенными мокрушниками; Тангорн глядел на эту публику с теми же примерно чувствами, как благородный бандит классической школы -- на стаю малолетних отморозков. Исчезновения людей и всплывающие в каналах трупы со следами пыток стали последнее время обычным делом; до сих пор умбарцы могли успокаивать себя тем, что все эти ужасы касаются в основном эмигрантов из Мордора, однако недавнее покушение на знаменитого адмирала Карнеро развеяло и эти иллюзии.
   Словом, Арагорново посольство -- контора серьезная, спору нет, но чтоб одно лишь упоминание о нем ввергло в такую панику крупного правительственного чиновника, находящегося "при исполнении"... "Что-то тут не так. Разве только... разве только этот хмырь сам работает на гондорцев! Ага, значит, он с перепугу решил, будто я его расколол и собираюсь сдать. Эк я удачно пошутил -- воистину, дуракам счастье... А вот у Арагорновых людей нервы что-то совсем ни к черту. Любопытно, кстати: а кому можно сдать изменника в этом городе, где вся полиция либо куплена с потрохами, либо запугана до дрожи в коленках, а гондорское посольство при желании могло бы уже сейчас рассылать исходящие циркуляры чиновникам правительственной администрации? Правда, тут есть еще секретная служба и военные, но они, странным образом, тоже ведут себя так, будто все происходящее их не касается... Впрочем, черт бы с ним, с этим Гагано, -- у меня сейчас своих проблем выше крыши! Хватит и того, что моя скромная персона успела уже ненароком заинтересовать гондорскую резидентуру.
   Вот ведь дьявол, -- думал он, отхлебывая как-то разом утратившее вкус вино, -- ну почему все они решили, будто я привез с собою зашитый в подштанники мандат чрезвычайного и полномочного посла княжества Итилиен и предложения об оборонительном союзе? Ладно, будем считать -- соотечественники меня пока лишь упреждают: не заводи, мил-друг, официальных контактов с властями республики, не надо!.. Ну что же, такое предостережение я готов свято выполнять -- ведь моим планам это ничуть не противоречит. А забавно, черт возьми, было бы довести до всеобщего сведения правду, чистую правду и ничего, кроме правды: поймите, ребята, я действительно ни с какого конца не собираюсь лезть в эту вашу гондорско-умбарскую кашу! У меня совершенно иная задача: я обязан за три недели выйти на серьезный контакт с конспиративными структурами эльфов, не зная о них ничего, кроме одного-единственного имени, почерпнутого из захваченного нами письма Элоара -- "Эландар"..."
   Тангорн допил вино, бросил на стол последнюю свою умбарскую серебряную монетку с надменным профилем Кастамира (Шарья-Рана дал им координаты нескольких резервных денежных захоронок, но расплачиваться мордорскими золотыми дунганами он избегал) и, чуть прихрамывая, направился к выходу. Любитель морских ежей из-за соседнего столика тем временем тоже завершил свою трапезу и неторопливо обтер платком сперва пальцы, а затем губы -- тонкие и будто бы сморщенные множеством мелких шрамиков: сигнал "Внимание!". За столиком прямо у дверей расположилась компания из трех моряков, сосредоточенно поглощавших суп из моллюсков: правый из них небрежно отодвинул на край стола початую бутыль барангарского -- "Готовы!". Тангорн должен был достичь дверей харчевни через шесть-семь секунд, и именно за эти секунды лейтенанту тайной стражи Мангусту следовало принять решение: то ли пойти на экспромт и брать барона прямо сейчас, то ли действовать по первоначальному -- тщательно проработанному -- плану. Ну кто мог предвидеть, что его агент Гагано так по-дурацки проколется?..
   Всего и дела-то было -- прозрачно намекнуть Тангорну от имени умбарского МИДа на несвоевременность официальной его аккредитации (похищать дипломата чужой -- причем вроде как союзной -- державы лейтенанту совершенно не улыбалось), и с этой задачей статс-секретарь справился вполне успешно. К сожалению, тот вообще был трусоват (его и завербовали-то, шантажируя сущей чепухой), так что Мангустово требование держать встречу в тайне от своего постоянного куратора из резидентуры повергло умбарца в полный ужас: он отлично понимал, что на Приморской такую "забывчивость" наверняка сочтут за двурушничество -- со всем отсюда вытекающим. Гагано боялся обоих своих гондорских хозяев до дрожи и в итоге после Тангорнова выстрела наугад просто развалился на куски...
   "Нет, -- сказал себе Мангуст, -- только не дергайся. Ничего непоправимого пока что не случилось: барон, ясное дело, сообразил, что его собеседник связан с гондорской разведкой, но почти наверняка усмотрит в этом лишь стремление Минас-Тирита окоротить дипломатическую активность Эмин-Арнена... Ладно, решено: пускай себе уходит, действуем по исходному плану". Лейтенант спрятал платок в карман -- вместо того чтобы уронить его на стол, -- и Тангорн беспрепятственно миновал компанию моряков за столиком у входа. Он смешался с уличной толпой и не торопясь направился в сторону набережной; дважды проверился, но слежки не обнаружил.
   Ее и вправду не было: Мангуст здраво рассудил, что главное сейчас -- не спугнуть ненароком их подопечного. Через несколько часов подготовка операции будет полностью завершена; последний штрих -- они получат в свое распоряжение пару комплектов подлинной формы умбарской полиции. Сегодня же вечером за Тангорном явится в "Счастливый якорь" полицейский наряд; они предъявят исполненный по всей форме ордер и попросят его проследовать с ними в участок для дачи показаний... А умереть барону позволят не раньше, чем он выложит все о достижениях итилиенской разведслужбы в ее охоте за мордорскими технологиями.

ГЛАВА 37

   Наверное, никто уже не узнает, когда люди впервые стали селиться на этом удлиненном гористом полуострове и на плоских болотистых островах замыкаемой им лагуны. Во всяком случае, если жители Воссоединенного Королевства произносят "Нуменор" с непременным придыханием, закатыванием глаз и воздеванием к небу указательного пальца, то умбарцы вполне искренне чешут в затылке: "Как-как? Нуменорцы? Да нешто всех этих варваров упомнишь -- их тут через нас знаете сколько прошло?" Судьбу Умбара как великой морской державы предопределили два обстоятельства: великолепная закрытая гавань и то, что высшая точка полуострова имеет отметку 5.356 футов над уровнем моря -- единственные настоящие горы на всем побережье к югу от устья Андуина. В этих засушливых широтах слово "горы" означало "лес", "лес" означало "корабли", а "корабли" -- "морскую торговлю", каковая торговля естественным образом сочетается с каперством и (что греха таить!) с откровенным пиратством. Плюс фантастически выгодное расположение на стыке всего и вся: истинный перекресток Мира, идеальная перевалочная база транзитной торговли и конечный пункт караванных путей из стран Восхода.
   Сплошная линия укреплений на Чевелгарском перешейке, соединяющем полуостров с материком, и отличный военный флот (гарантия от вражеских десантов), делали Умбар совершенно неприступным; тем удивительнее было то, что на протяжении всей истории его завоевывал всяк, кому не лень. Вернее сказать -- умбарцы каждый раз, не доводя до греха, признавали над собою протекторат соответствующей континентальной державы и платили ей отступного, разумно полагая, что война -- даже победоносная -- обойдется их торговой республике во всех смыслах дороже. Их положение можно сравнить с положением предпринимателя, который без всякого удовольствия, но спокойно отслюняет рэкетиру за "охрану", загодя закладывая эти деньги в стоимость своего товара; ему абсолютно наплевать, к какой именно из преступных группировок принадлежит его "крыша", важно лишь, чтобы "братва" не затевала автоматной пальбы друг по дружке прямо перед зеркальными витринами его заведения.
   На материке грандиозные сражения сменялись многомесячными осадами, а прославленные короли (вечно озабоченные тем, чтобы завоевать новые земли, взамен того, чтобы толково управлять теми, что у них уже есть) в который уж раз мысленно отрубали голову своим министрам финансов, взявшим моду обрывать горний полет стратегической мысли венценосца своим пошло-торгашеским: "Казна пуста, сир, а жалованье войску не плачено с прошлого сентября!" -- одним словом, жизнь била ключом... Умбарцы же тем временем, сидя за чевелгарскими укреплениями, знай себе обустраивали свои топкие острова, соединяя их системой дамб и мостов и прорезая каналами. Мегаполис, поднявшийся прямо из бирюзовых вод лагуны, по праву считался прекраснейшим городом Средиземья: денег у местных купцов и банкиров было несчетно-немерено, так что прославленные архитекторы и скульпторы вот уже четвертый век кряду трудились тут не покладая рук.
   Последние лет триста Умбар вошел в такую силу, что почел излишним откупаться данью от кого бы то ни было. Безраздельно господствуя на морях, он перешел к тактике временных оборонительных союзов -- то с Мордором против Гондора, то с Гондором против Мордора, то с Кхандом против них обоих. Однако за последний год ситуация радикально изменилась: Мордор рухнул в небытие -- не без помощи Умбара, предоставившего в решительный момент Арагорну десантный флот (дабы раз и навсегда избавиться от конкурента по караванной торговле), Кханд, раздираемый религиозной войной, утратил всякое влияние на прибрежные области, а с юга надвигалась новая сила, с которой, похоже, каши не сваришь, -- харадримы. В итоге выбор у республики оказался еще тот -- между южными дикарями и северными варварами. Сенат выбрал последних, надеясь защититься от харадримского нашествия мечами Арагорна, хотя было ясно как день: на сей раз платой за союз будет прямая оккупация страны "великим северным соседом". Так что хватало тут и тех, кто полагал умбарскую независимость вкупе с гражданскими свободами вполне достойными того, чтобы положить жизнь, защищая их с оружием в руках.
   Большинство горожан, впрочем, об этих печальных материях не думали -- или по крайней мере старательно отгоняли от себя подобные мысли. Веселый космополитичный Умбар с его простецкими и как-то по-свойски продажными властями вел свою обычную жизнь "Главного перекрестка мира". Здесь действовали храмы всех трех мировых и множества местных религий, а купец из любой страны, заключив сделку, мог отметить ее в ресторанчике со своей национальной кухней. Здесь собирали, выменивали и крали информацию дипломаты и шпионы из таких стран, о которых в Воссоединенном Королевстве никто и слыхом не слыхивал -- и где в свой черед ничуть не интересовались заснеженным медвежьим углом по ту сторону Андуина. Здесь можно было отыскать любой товар, какой только рождали земля, воды и недра Арды или создавали руки и головы ее обитателей: от экзотических фруктов до редчайших лекарств и наркотиков, от дивной красоты платиновой диадемы со знаменитыми вендотенийскими изумрудами до мордорского булатного ятагана, которым можно разрубить камень, а потом обернуть клинок вокруг пояса на манер ремня, от невиданных окремнелых зубов (якобы драконьих, обладающих магическими свойствами) до рукописей на утраченных ныне языках; известный анекдот: "Существует ли на самом деле Кольцо Всевластья? -- Нет: иначе его можно было бы купить на умбарском базаре". А как тут тасовалась кровь, и какие красотки выныривали из этой бурлящей вселенской мешанки! Во всяком случае, Тангорн по пути от Рыбного рынка до набережной Трех звезд насчитал по меньшей мере полдюжины таких метисочек, что просто "держите меня четверо".
   На набережной он заглянул в знакомый по прежним временам погребок выпить своего любимого золотистого муската. Сладость и горечь в нем столь тонко уравновешивают друг друга, что вкус будто бы исчезает вовсе, и вино обращается в овеществленный аромат -- вроде бы простой и даже грубоватый, а в действительности сотканный из неисчислимого множества оттенков -- многозначностей и недосказанностей. Задержи глоток на языке -- и увидишь наяву горячие от солнца топазовые ягоды, чуть припудренные известковой пылью, и ослепительно белую каменистую дорогу через виноградник, а потом, просто из дрожания полуденного марева, сами собою родятся в душе упоительные ритмы умбарских шестистиший-такато...
   Странное дело, думал он, подымаясь по выщербленным ступенькам из прохладного подвального сумрака (еще одна проверка -- слежки по-прежнему нет), странное дело, но когда-то ему всерьез казалось: прочувствуй по-настоящему, до конца, вкус этого волшебного напитка -- и постигнешь самую душу города, где он рожден. Чудесный, проклятый, нежнейший, капризный, насмешливый, порочный, вечно ускользающий от подлинной близости Умбар... Стерва немыслимой красы и шарма, напоившая тебя приворотным зельем -- специально, чтобы флиртовать на твоих глазах с каждым встречным-поперечным, -- когда есть лишь один выбор: либо убить ее, либо махнуть рукой и принять такой, какова она есть. Он -- принял и вот теперь, вернувшись после четырехлетней разлуки, понял наконец с полнейшей определенностью: вся гондорская жизнь барона Тангорна была не более чем затянувшимся недоразумением, поскольку настоящий его дом -- здесь...
   Он остановился у парапета, опершись локтем о теплый розоватый известняк, окинул взором величественную панораму обеих умбарских бухт. Хармианской и Барангарской, и вдруг сообразил: да ведь именно здесь, на этом самом месте, он тогда встретился с бароном Грагером -- в самый первый день своего пребывания в Умбаре! Резидент выслушал Тангорново представление и холодно отчеканил: "Плевать я хотел на Фарамировы рекомендации! К настоящей работе, юноша, я вас допущу не раньше, чем через полгода. К концу этого срока вы обязаны знать город лучше, чем местная полиция, говорить на обоих здешних языках без следов акцента и располагать кругом знакомств во всех слоях общества -- от уголовников до сенаторов. Это -- для начала. Не справитесь -- можете отправляться обратно: займитесь художественными переводами, это у вас и вправду выходит неплохо". Воистину, все возвращается на круги своя...
   Сумел ли он стать здесь своим? Вряд ли это вообще возможно... Но, как бы то ни было, он научился слагать весьма ценимые знатоками такато, вполне сносно разбираться в оснастке судов и непринужденно изъясняться с хармианскими контрабандистами на их фигурной фене: он и сейчас сумеет с завязанными глазами провести гондолу по лабиринту каналов Старого города и по сию пору держит в памяти не менее дюжины проходных дворов и иных мест, где можно оторваться от слежки, даже если его "зажмут плечами" -- примутся в открытую вести целой бригадой... Он сплел тогда здесь весьма неплохую агентурную сеть, а потом у него появилась Элвис -- человек, для которого в этом городе не существовало тайн... Или, может быть, это он появился у нее?
   Элвис была самой блестящей куртизанкой Умбара; от матери -- уроженки Белфаласа, содержавшей в порту непритязательное заведение под названием "Поцелуй сирены", -- она унаследовала сапфировые глаза и волосы цвета светлой меди, мгновенно сводящие с ума любого южанина, а от отца -- корсарского шкипера, угодившего на нок-рею, когда девочке не исполнилось еще и годика, -- мужской склад ума, независимость характера и тягу к хорошо просчитанным авантюрам. Это сочетание и позволило ей подняться из трущоб припортового квартала, где она родилась, в собственный особняк на Яшмовой улице, в котором собирался на приемы высший свет республики. Наряды Элвис регулярно вызывали разлитие желчи у жен и официальных любовниц высших сановников, а тело ее послужило моделью для трех живописных полотен и предметом для дюжины дуэлей. Провести с нею ночь стоило целого состояния -- либо не стоило ничего, кроме, к примеру, удачного стихотворного посвящения.
   Именно так это и случилось однажды с Тангорном, заглянувшим "на огонек" в ее салон: ему необходимо было завязать контакт с регулярно появлявшимся там секретарем кхандского посольства. Когда гости стали расходиться, красотка остановилась перед забавным северным варваром и с возмущением, которое никак не вязалось с ее искрящимися от смеха глазами, произнесла:
   -- Говорят, барон, вы давеча утверждали, будто бы у меня крашенные волосы, -- (тот открыл было рот, дабы опровергнуть сей чудовищный поклеп, да вовремя сообразил -- от него ждут вовсе не этого). -- Так вот -- я натуральная блондинка. Хотите убедиться?
   -- Что, прямо сейчас?
   -- Ну а когда же! -- И, взяв его под руку, решительно двинулась из гостиной во внутренние покои, промурлыкав на ходу: -- Поглядим, так ли ты хорош в постели, как в танце...
   Оказалось -- более чем... К утру Элвис подписала безоговорочную капитуляцию, условия которой вполне добросовестно выполняла на протяжении всех последующих лет. Что до Тангорна, то ему это поначалу казалось восхитительным приключением -- и не более того; барон осознал, что эта женщина исподволь заняла в его жизни куда больше места, чем он мог себе позволить, лишь когда та со своеобычной щедростью одарила вниманием юного отпрыска сенатора Лоано -- пустоголового красавчика, сочинявшего тошнотворно-слащавые вирши. Последовала дуэль, насмешившая весь город (барон действовал тогда мечом, как дубиной, нанося удары исключительно плашмя, так что парень отделался сильными ушибами и сотрясением мозга), приведшая в ярость Грагера и в полное недоумение -- умбарскую секретную службу: разведчики так себя вести не имеют права! Сам Тангорн принял головомойку, устроенную ему резидентом, с полным равнодушием и попросил лишь о немедленном переводе из Умбара -- ну, скажем, в Кханд.
   От года, проведенного в Кханде, у него почему-то не осталось никаких связных воспоминаний: выжженные солнцем до ослепительной белизны стены глинобитных домов -- глухие, без окон, будто бы навсегда закрытые непрозрачной вуалью лица местных женщин; запах перекаленного хлопкового масла, вкус пресных лепешек (едва остыв, те вкусом и консистенцией становятся похожи на замазку) и надо всем этим -- нескончаемый звук зурны, будто выматывающее душу гудение исполинского москита... Нет, он так и не сумел полюбить эту страну, погруженную в вечную дрему. Барон пытался забыть об Элвис, с головой уйдя в работу: приторные ласки тамошних красавиц, как он уже убедился, тут помочь не могли... Странно, но внезапный приказ Грагера -- возвращаться назад, в Умбар, -- он поначалу никак не связал со своими рапортами. Оказалось, однако, что одна из вскользь оброненных им идей (проанализировать реальный товарооборот между Мордором и прочими заандуинскими государствами) показалась его шефу настолько перспективной, что тот почел необходимым заняться этим лично -- прямо на месте, в Кханде. Тангорна же, к полнейшему его изумлению, Грагер оставил вместо себя на должности умбарского резидента:
   -- Больше, извини, некого... да и потом -- знаешь, как говорят здесь, на Юге: "Чтобы научиться плавать, надо плавать".
   А на следующий день по возвращении его разыскала женщина, одетая в глухой кхандский балахон; она грациозно откинула вуаль и произнесла с поразившей его застенчивою улыбкой:
   -- Здравствуй, Тан... Ты будешь смеяться, но я ждала тебя все это время. И если понадобится -- буду ждать еще столько же.
   -- Да ну?! Не иначе, как ты решила посвятить себя служению Валья-Векте, -- съязвил он, отчаянно пытаясь вынырнуть из этого треклятого сапфирового омута.
   -- Валья-Векте?
   -- Если я не путаю, это она в аританском пантеоне ведает целомудрием, верно? А храм аритан как раз в трех кварталах от твоего дома -- так что это служение будет не слишком для тебя обременительным...
   -- Я совсем о другом, -- пожала плечами Элвис. -- Конечно же, я за этот год переспала с кучей народу, но это была просто работа, и ничего более... -- Тут она глянула на него в упор и залепила в лоб: -- Только знаешь, Тан, не строй себе иллюзий: в глазах людей, называющих себя "порядочными", моя работа выглядит ничуть не более постыдной, чем твоя -- я имею в виду то, чем ты тут занимаешься на самом деле...
   Некоторое время он переваривал сказанное, а затем нашел-таки в себе силы рассмеяться:
   -- Да, нечего сказать, уела... Что ж, твоя правда, Эли. -- С этими словами он привычно обнял ее за талию, будто бы готовясь закружить в танце. -- И пропади они все пропадом!
   -- Я тут ни при чем, -- печально улыбнулась она. -- И ты ни при чем... Просто мы с тобой приговорены друг к другу -- и ничего с этим не поделаешь.
   Это было чистой правдой. Они расставались множество раз -- и иногда надолго, но потом все начиналось ровно с того же самого места. Из тех разлук она встречала его по-всякому: иногда от одного ее взгляда в комнате оседал слой изморози в палец толщиной; иногда казалось, будто Арда треснула до самых своих потаеных глубин и наружу вырвался испепеляющий протуберанец Вековечного Огня; а иногда она просто со вздохом проводила ему ладошкой по щеке: "Заходи. Что-то ты совсем с лица спал... Съешь чего-нибудь?" -- примерная домохозяйка, встречающая супруга из рутинной деловой отлучки. Оба уже поняли с полной отчетливостью: каждый из них несет в крови смертельную дозу неизлечимой отравы, и противоядие (дающее, впрочем, лишь временное исцеление) можно получить только у другого.

ГЛАВА 38

   Впрочем, умбарская жизнь Тангорна, как легко догадаться, отнюдь не сводилась к одним лишь любовным переживаниям. Следует заметить, что профессиональные обязаности барона накладывали вполне определенный отпечаток и на его отношения с Элвис. Поскольку та недвусмысленно дала ему понять, что осведомлена об оборотной стороне его деятельности, барон решил поначалу, что его подруга неким образом связана с умбарской секретной службой. Опровержение тому он получил довольно досадным для себя образом, когда дважды "дарил" ей информацию, прямо предназначенную для передачи коллегам, и оба раза информация не прошла -- причем во второй раз "закупорка канала" едва не сорвала тщательно спланированную операцию.
   -- ...Как ты думаешь, Эли, неужто я настолько неинтересен вашим службам, что их люди даже не просили тебя приглядывать за мной?
   -- Отчего же -- конечно, просили. Сразу, как только ты вернулся... С чем пришли -- с тем и ушли.
   -- А у тебя тут же возникли неприятности...
   -- Ничего серьезного, Тан, не бери в голову, прощу тебя!
   -- Может, тебе стоило согласиться -- хотя бы для виду?
   -- Нет. Я не желаю -- ни для виду, никак... Понимаешь, чтобы стучать на того, кого любишь, надо быть высокоморальным существом с глубоким чувством гражданского долга. А я -- всего лишь продажная девка, мне такое недоступно... Ладно, давай закончим с этой темой?..
   Это открытие навело барона на мысль самому использовать необозримые связи Элвис для сбора информации -- но не секретной (упаси Господь!), а вполне открытой. Дело в том, что их с Трагером занимали не столько боевые корабли нового поколения, закладываемые на верфях Республики, или состав "умбарского огня" (загадочной зажигательной смеси, используемой при осадах и морских сражениях), сколько такая проза жизни, как обороты караванной торговли и колебания цен на продовольствие на рынках Умбара и Барад-Дура. Весьма интересовали барона и новейшие технические достижения -- они теперь во все большей степени определяли лицо Мордорской цивилизации, всегда вызывавшей у него самое искреннее восхищение... Удивительно, но факт: именно полулюбительская команда Фарамира (а члены ее, надобно заметить, не состояли на государственной службе и за все годы не получили из гондорской казны ни гроша) интуитивно пришла к тому стилю работы, что стал характерен для разведок лишь в наши дни. Общеизвестно, что сейчас едва ли не всю разведывательную информацию (в том числе наиболее серьезную) добывают не лихие тайные агенты, увешанные микрофотоаппаратами и бесшумными пистолетами, а аналитики, прилежно роющиеся в газетах, биржевых сводках и иных открытых материалах...
   Пока Тангорн вникал -- следуя рекомендациям Элвис -- в деятельность умбарских финансистов (в сравнении с ней магия Белого Совета выглядела просто детской игрою в "чижика"), Грагер, ставший на это время купцом второй гильдии Альгораном, основал в Кханде компанию, которая занялась поставками в Мордор оливкового масла в обмен на продукты тамошних "высоких технологий". Торговый дом "Альгоран и Ко" процветал; четко отслеживая конъюнктуру на местном рынке сельхозпродукции, фирма постоянно расширяла свое участие в импортных поставках продовольствия и на некоторое время сумела даже монополизировать импорт фиников. Правда, самолично посещать свой барад-дурский филиал глава компании избегал (он не имел оснований полагать, что в мордорской контрразведке служат одни лопухи, не знающие своих обязанностей), однако в его положении этого и не требовалось: место полководца -- не в первых рядах атакующих, а на пригорке в отдалении.
   Результатом этой деятельности стал двенадцатистраничный документ, известный ныне историкам как "Меморандум Грагера". Сведя в единое целое тенденции к увеличению нормы прибыли от караванной торговли (как ее отслеживали биржи Умбара и Барад-Дура), появление в мордорском парламенте серии протекционистских законопроектов, инициированных аграрным лобби -- реакция на резкий рост себестоимости местного продовольствия, -- и добрый десяток иных факторов, Грагер с Тангорном доказали с непреложностью математической теоремы: импортозависимый по продовольствию Мордор не в состоянии вести сколь-нибудь продолжительную войну. Он намертво завязан на караванную торговлю с соседями (которая, как легко догадаться, абсолютно несовместима с военными действиями), а потому больше всех озабочен поддержанием мира и стабильности в регионе и, следовательно, не представляет никакой угрозы для Гондора. С другой стороны, безопасность торговых путей для Мордора -- вопрос жизни и смерти, так что тут он будет действовать предельно жестко и, возможно, не вполне обдуманно. "Если у кого-либо возникнет желание заставить Мордор воевать, -- заключали разведчики, -- нет ничего проще: достаточно начать терроризировать караваны на Итилиенском тракте".
   Фарамир в специальном докладе довел эти соображения до Королевского совета Гондора -- очередная его попытка доказать с фактами в руках, что пресловутая "мордорская военная опасность" не более чем миф. Совет, по обыкновению, выслушал доклад со вниманием, ничегошеньки не понял, а в качестве резолюции адресовал принцу давно уже привычный набор попреков и назиданий: они вкратце сводились к тому, что, во-первых, "джентльмены чужих писем не читают", а во-вторых -- "ваши шпионы вконец обленились и совершенно не ловят мышек". Засим меморандум Грагера был отправлен в архив, где и пылился (вместе со всеми прочими докладами Фарамировой разведслужбы) до тех пор, пока не попался на глаза посетившему Минас-Тирит Гэндальфу...
   Когда началась война -- в точности по расписанному ими сценарию, -- Тангорн с ужасом понял, что это его рук дело.
   -- ..."Мир есть Текст", парень, -- все в точном соответствии с твоими художественными вкусами. Ты-то чем недоволен? -- деревянно ухмыльнулся Грагер, нетвердою рукой разводя по стаканам очередную порцию не то текилы, не то еще какого-то самогонного пойла.
   -- Но ведь мы же с тобой писали другой Текст, совершенно другой!
   -- Что значит -- другой? Текст, эстет ты мой ненаглядный, существует лишь во взаимодействии с Читателем. Каждый человек пишет свою собственную историю принцессы Элендейл, а уж чего там хотел сказать сам Альруфин -- не имеет ровно никакого значения. Выходит, мы с тобою сочинили настоящий художественный текст -- раз читатели, -- тут резидент покрутил пальцем где-то в районе уха, так что не понять было, кого он имеет в виду -- Королевский ли совет, или некие истинно высшие Силы, -- сумели прочесть его таким вот непредсказуемым образом...
   -- Мы их предали... Нас с тобой разыграли втемную, как младенцев, но это не оправдание -- мы их предали... -- вновь повторил Тангорн, оцепенело вглядываясь в мутноватую ядовито-опалесцирующую глубину стакана.
   -- Это точно -- не оправдание... Ну что, поехали? Он не мог уже сообразить, который день длится их запой -- благо ни на какой службе они себя более не числили. Начали сразу, едва лишь прослышавший о войне глава торгового дома "Альгоран" примчался, загоняя коней, в Умбар и узнал от него подробности. Странно, но, будучи порознь, они еще кое-как держались, а тут глянули друг другу в глаза и поняли -- разом и окончательно: конец всему, что было им дорого, и погубили это дорогое они своими собственными руками. Два благонамеренных идиота... И был кошмарный тошнотно-перегарный рассвет, когда он очнулся от кувшина ледяной воды, бесцеремонно вылитого на него Грагером. Грагер был точь-в-точь прежний -- стремительный и уверенный, а его налитые кровью белки и многодневная щетина казались деталями не слишком удачного камуфляжа.
   -- Подъем! -- сухо сообщил он. -- Мы снова в деле. Нас вызывают в Минас-Тирит -- лично доложить Королевскому совету о перспективах сепаратного мира с Мордором. Естественно, срочно и совершенно секретно... Черт меня дери, может быть, кое-что еще можно исправить! Его Величество Денетор -- достаточно прагматичный правитель, и ему, видать, эта война тоже нужна как щуке зонтик.
   Они трудились над документом три дня, без сна и еды, на одном кофе, вложив в эту работу всю душу и все свое мастерство: ошибиться по второму разу они не имели права. Это действительно был шедевр: сплав неумолимой логики и безошибочной интуиции, основанный на блестящем знании Восхода и изложенный великолепным литературным языком, способным тронуть любое сердце: это была дорога к миру -- с предметным описанием опасностей и подвохов, подстерегающих на этом пути. Уже направляясь в порт, он улучил минутку, чтобы заскочить к Элвис: "Я тут ненадолго отлучусь в Гондор, так что не скучай!" Та побелела и вымолвила едва слышно:
   -- Ты ведь уходишь на войну, Тан. Мы расстаемся надолго, а скорее всего -- навсегда... Неужели ты не мог хотя бы проститься со мною по-человечески?
   -- С чего ты взяла, Эли? -- искренне изумился он. Пару секунд колебался, а потом махнул рукой и раскололся: -- Сказать по правде, я затем и еду, чтоб остановить эту идиотскую войну... В любом случае она мне отвратительна, и играть в эти игры я не собираюсь -- клянусь тебе чертогами Валинора!
   -- Ты уходишь воевать, -- безнадежно повторила она, -- я знаю это наверно. Что ж, я буду молиться за тебя... И пожалуйста, ступай -- не стоит сейчас на меня глядеть.
   ...А когда их корабль миновал уже угрюмые штормовые побережья Южного Гондора и вошел в устье Андуина, Грагер пробормотал сквозь зубы:
   -- Представляешь, прибываем мы в Минас-Тирит, а там делают большие глаза: "Кто вы такие, ребята? Какой Королевский совет, вы в своем ли уме? Это какая-то шутка, никто вас не звал и не ждет". То-то будет смеху...
   Но это была никакая не шутка, а ждали их действительно с нетерпением -- прямо на пристани Пеларгира:
   "Барон Грагер и барон Тангорн? Вы арестованы". Так задешево купить лучших разведчиков Заката могли только свои.

ГЛАВА 39

   -- А теперь поведайте нам, барон, как вы там в своем Умбаре продавали Родину.
   -- Я б ее, может, и продал -- по здравому-то размышлению, -- только ведь на такую Родину хрен найдешь покупателя.
   -- Занесите в протокол: обвиняемый Тангорн чистосердечно признается, что планировал перейти на сторону врага и не сумел этого сделать лишь по не зависящим от него обстоятельствам.
   -- Вот-вот, именно так и записывайте -- "может, чего и планировал, но ничего не успел".
   -- Да для того, чтобы вас четвертовать, с лихвою хватит и тех документов, что вы привезли с собою, всех этих ваших "предложений о мире"!
   -- Они были составлены по прямому приказу Королевского совета.
   -- Эту басню мы уже слыхали! Вы можете предъявить этот приказ?
   -- Черт побери, я уже набил мозоль на языке, втолковывая вам, что он поступил под литерой "Г", а такие документы -- согласно инструкции -- подлежат уничтожению сразу по прочтении!
   -- Полагаю, джентльмены, что нам с вами просто не к лицу вникать в обычаи воров и шпионов...
   Эта сказочка про белого бычка тянулась уже вторую неделю. Не то чтобы вина разведчиков (а уж тем более -- грядущий приговор) вызывали у тяжущихся сторон какие-либо сомнения -- просто Гондор, как ни крути, был правовым государством. Сие означает, что здесь неугодного человека нельзя отправить на плаху по одному лишь мановению начальственной длани: необходимо соблюсти приличия, обставляя это дело должным числом формальностей. Главное -- Тангорна ни разу не посетило ощущение несправедливости происходящего, то самое предательское чувство, что обращает иной раз в полный кисель мужественных и вполне вроде бы здравомыслящих людей, побуждая их писать унизительные и бесполезные "обращения на высочайшее имя". Разведчиков собирались казнить не по ошибке и не по навету, а именно за то, что они совершили -- пытались остановить войну, абсолютно ненужную их стране; пенять не на кого -- все честно и по правилам... И когда однажды ночью барона подняли с койки ("На выход с вещами!"), он просто не знал, что и подумать.
   В помещении тюремной канцелярии их с Грагером встретили начальник Пеларгирской тюрьмы и принц Фарамир, одетый в полевую форму какого-то неизвестного им полка. Начальник был хмур и растерян -- его явно понуждали к какому-то крайне неприятному решению.
   -- Вы читать умеете? -- холодно вопрошал принц.
   -- Но в вашем приказе...
   -- Не в моем, а в королевском!
   -- Так точно, сэр, в королевском! Так вот, здесь сказано, вы формируете специальный добровольческий полк для особо рискованных операций в тылу врага и имеете право вербовать в него преступников, как тут сказано, "хотя бы и прямо из-под виселицы". Но здесь не сказано, что это могут быть люди, обвиняемые в государственной измене и сотрудничестве с врагом!
   -- Но ведь не сказано и обратное. Не запрещено -- значит разрешено.
   -- Формально так, сэр. -- Из того, что какой-то там тюремщик обращается к наследнику гондорского престола просто "сэр", а не "Ваше Высочество", Тангорн заключил: дела принца совсем плохи. -- Но это же очевидный всякому недосмотр! В конце концов, на мне лежит ответственность... время военное... безопасность Отчизны... --Тут начальник несколько приободрился, отыскав наконец точку опоры. -- Одним словом, я не могу разрешить -- до письменного разъяснения свыше.
   -- О, разумеется, в годину испытаний мы не вправе слепо блюсти букву инструкции -- следует поверять ее своим патриотическим чутьем... Вы ведь, я вижу, патриот?
   -- Так точно, сэр... то есть Ваше Высочество!! Рад, что вы верно поняли мои мотивы...
   -- А теперь слушай меня внимательно, тюремная крыса, -- не меняя тона, продолжал принц. -- Обрати внимание на четвертый пункт моих полномочий. Я могу не только принимать к себе добровольцами крепостных, преступников и прочая: я наделен правом насильственно мобилизовывать -- именем короля -- чиновников военизированных ведомств, к коим относится и твое. Так что я увезу отсюда либо этих двоих, либо тебя, и клянусь стрелами Оромэ -- там, за Осгилиатом, у тебя будет вдоволь возможностей проявить свой патриотизм! Ну так как?..
   Они обнялись, лишь когда стены тюрьмы скрылись в отдалении. Тангорну навсегда запомнилось, как он стоит посреди ночной улицы, опершись от накатившей вдруг слабости на плечо принца; глаза его закрыты, а на запрокинутое к небу лицо медленно оседает холодная морось, напитавшаяся городскими дымами... Жизнь и свобода -- что еще, в сущности, нужно человеку? Фарамир, не теряя ни минуты, уверенно повел их темными, тонущими в грязи улицами Пеларгира к порту.
   -- Черт вас побери, парни, почему вы нарушили мой приказ -- сидеть в Умбаре и не высовывать оттуда носа? И что это за история с вашим вызовом?
   -- Приказ до нас не дошел, а насчет вызова... мы думали, это ты нам все растолкуешь как член Королевского совета.
   -- Уже нет: Королевскому совету пораженцы ни к чему.
   -- Вот оно как... Послушай, а этот самый твой полк... Ты придумал все это специально, чтобы вытащить нас?
   -- Н-ну, скажем, не только для этого.
   -- А ты ведь здорово под ставился...
   -- Плевать. У меня сейчас восхитительный статус -- "дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут", вот я и использую его на всю катушку.
   У причала они отыскали небольшое суденышко: рядом, прямо на пирсе, кемарили, кутаясь в маскировочные плащи, двое странноватого вида солдат. Они приветствовали (явно неуставным образом) Фарамира, окинули оценивающими взглядами разведчиков и, не мешкая, принялись готовиться к отплытию -- насколько мог судить Тангорн, весьма умело. "Что, принц, будем трогаться, не дожидаясь рассвета?" "Знаешь, то, что в приказе нет оговорки насчет государственных преступников, -- и впрямь чистый недосмотр; ты как, хочешь проверить, быстро ли они спохватятся?"
   Фарамир как в воду глядел. "Дополнение No 1 к Королевскому указу No 3014-227: О нераспространении амнистии преступникам, пожелавшим принять участие в обороне Отечества, на лиц, повинных в государственных преступлениях" прибыло в Пеларгир с нарочным на следующее утро: суденышко же принца к тому времени прошло почти полпути до пристаней Харлонда, где базировался формирующийся Итилиенский полк. Их, конечно, достали бы и там, но когда полицейские чины с ордером на арест появились в лагере итилиенцев, выяснилось, что разыскиваемые -- какая жалость, буквально час назад! -- отплыли в составе разведгруппы на тот берег Андуина; да, рейд будет долгим -- может, месяц, а может, и больше; нет, группа работает в автономном режиме, связь с нею не предусмотрена: впрочем, вы можете сами отправиться за Осгилиат и поискать их там -- за компанию с орками... Тогда -- увы -- ничем не могу помочь, прошу меня простить; сержант, проводите гостей -- у них срочные дела в Минас-Тирите!
   Верно говорят -- "война все спишет": спустя небольшое время о резидентах-"изменниках" просто-напросто позабыли -- стало не до них. Всю войну Тангорн провел в Итилиене; сражался без особого энтузиазма, но храбро и умело, солдат берег всеми силами -- так же, как когда-то берег агентов своей сети. Последнее, впрочем, было в их полку нормой: отношения между офицерами и нижними чинами у итилиенцев вообще весьма отличались от общепринятых. Вилланы, выслуживавшие вольную, и разбойники, отрабатывавшие свою амнистию, егеря, всю жизнь караулившие оленей в королевских лесах, и браконьеры, всю жизнь этих оленей промышлявшие, аристократы-авантюристы, водившие прежде дружбу с Боромиром, и аристократы-интеллектуалы из их былой, довоенной, компании -- все они составили в итоге удивительный сплав, который нес на себе неизгладимую печать личности своего демиурга, капитана Фарамира. Нечего удивляться, что Арагорн приказал расформировать полк на следующий же день после Пеленнорской победы.
   До Мордора Тангорн добрался уже сам по себе как частное лицо -- убийцу тянуло на место преступления: битва у Кормалленских ворот была позади, и он застал только пир победителей на развалинах Барад-Дура. "Гляди, -- приказывал он себе, -- и не отворачивайся: любуйся на свою работу!.." А потом его случайно занесло в Тэшгол, как раз когда там шла "зачистка", -- и струна лопнула... С той поры он он жил с твердым убеждением:
   Высшие Силы даровали ему тогда вторую жизнь, но даровали ее не просто так, на халяву, а чтоб он смог искупить то зло, которое сотворил по недомыслию в жизни предыдущей, дотэшгольской. Чутье подсказало ему тогда примкнуть к Халаддину, но как убедиться, что выбор верен?.. И вдруг он с абсолютной, какой-то нездешней, ясностью понял: эта самая вторая жизнь дана ему не насовсем, а взаймы, и ее отберут назад, едва лишь он выполнит свою миссию. Да, именно так: не угадает (или сделает вид, что не угадал) -- будет себе жить до глубокой старости, угадает -- обретет искупление ценою жизни. У него есть лишь право на этот невеселый выбор, но это право -- единственное, что отличает его от мертвецов Арагорна.
   ...Последняя мысль -- об Арагорновых мертвецах -- вернула Тангорна обратно из мира воспоминаний на предвечернюю набережную Трех звезд. Итак, мертвецы... Скорее всего никто и никогда не узнает, откуда они взялись (уж кто-кто, а эльфы умеют хранить свои секреты), но вот умбарские корабли, которые доставили этот кошмарный груз под стены Минас-Тирита, -- дело совсем другое: у них есть владельцы и экипажи, приписные листы и страховые счета. Эльфийская агентура, несомненно, поработала и по этой части, пряча концы в воду (например, уже состряпана легенда, будто это был пиратский флот, пришедший грабить Пеларгир), но времени пока прошло не так уж много и кое-какие следы еще могут остаться незатертыми. Эти следы и приведут его к людям, нанимавшим корабли, а те, в свою очередь, -- к неведомому пока Эландару: на более низком уровне начинать ту Игру, что они с Халаддином собрались предложить Лориену, просто бессмысленно.
   Самое забавное, что помочь ему в этих поисках должен не кто-нибудь, а мордорская разведка, в контактах с которой их с Грагером облыжно обвиняли четыре года назад; ожидая казни в Пеларгирской тюрьме, он и представить себе не мог, что когда-нибудь и вправду будет сотрудничать с этими ребятами... Он сумел бы, наверное, провести расследование и своими силами, однако его сеть законсервирована и на ее восстановление уйдет не меньше пары недель, которых у него нет. А у мордорцев наверняка куча материалов по этому эпизоду -- не может не быть, иначе их резидента надо просто гнать в шею. Вопрос в том, захотят ли они делиться с ним этой информацией, да и вообще идти на контакт -- ведь он для них сейчас просто гондорец, враг... Ладно, все прояснится завтра. Связь, которую дал Халаддину Шарья-Рана, выглядела так: портовая таверна "Морской конек", нечетный вторник (сиречь -- завтра), одиннадцать часов утра: взять бутыль текилы и блюдечко с резанным на дольки лимоном, расплатиться золотой монетой, поговорить (безразлично о чем) с кем-нибудь из толкущихся у стойки моряков, посидеть минут десять за столиком в левом заднем углу зала -- после чего надлежит следовать к площади Кастамира Великого, где у правой из ростральных колонн и произойдет сама встреча и обмен паролями... Ну что, побродить еще по набережным, а потом не торопясь возвращаться в гостиницу?
   Тут его окликнули: "Вы ведь ждете девушку, благородный господин, -- так купите для нее цветок!" Тангорн лениво обернулся, и у него на миг перехватило дыхание: дело не в том, что девчушка-цветочница была сама прелесть, просто маленькую корзинку ее наполняли фиолетово-золотые орхидеи сорта меотис, невероятно редкого в это время года. А меотисы были любимым цветком Элвис.

ГЛАВА 40

   Все эти дни он под разными предлогами откладывал встречу с нею -- "Никогда не возвращайся туда, где был счастлив". С того времени, когда она так удачно напророчила ему: "Ты уходишь на войну", утекло много воды и еще больше -- крови... Ни он, ни она больше не будут прежними -- так стоит ли бродить по пепелищу и затевать сеансы некромантии? Элвис (как он узнал за это время) теперь в высшей степени серьезная и положительная дама: великолепная интуиция позволила ей сколотить на биржевой игре весьма приличное состояние; вроде не замужем, но не то обручена, не то помолвлена с кем-то из столпов делового мира -- на кой черт ей сдался беспокойный и опасный призрак из прошлого?.. И вот теперь вся эта замечательная эшелонированная оборона рухнула в одночасье.
   -- Сколько стоят твои цветы, красоточка? Я имею в виду -- вся корзина?
   Девушка -- ей на вид было лет тринадцать -- изумленно поглядела на Тангорна:
   -- Вы, верно, нездешний, благородный господин! Это ведь настоящие меотисы, они дорогие...
   -- Да-да, я знаю. -- Он полез в карман и вдруг сообразил, что у него совсем не осталось серебра. -- Хватит тебе дунгана?
   Ее чудные глаза вмиг потухли; в них промелькнули, сменяя друг друга, недоумение и испуг, а потом осталось одно усталое отвращение.
   -- Золотая монета за корзину цветов -- это слишком много, благородный господин... -- тихо проговорила она. -- Я все понимаю... Вы поведете меня к себе?
   Барон никогда не страдал избытком сентиментальности, но тут сердце у него стиснуло от жалости и гнева.
   -- Прекрати сейчас же! Мне не нужно ничего, кроме твоих орхидей, честное слово. Ты ведь никогда прежде этим не промышляла, верно?
   Она кивнула и по-детски шмыгнула носом.
   -- Дунган -- огромные деньги для нас, благородный господин. Мы с мамой и сестренкой могли бы жить на них полгода...
   -- Вот и живите себе на здоровье, -- проворчал он, вкладывая в ее ладошку золотой кругляш с профилем Саурона. -- Помолись за мою Удачу, она мне наверняка понадобится, и очень скоро...
   -- Так, значит, ты вовсе не благородный господин, а рыцарь Удачи? -- Теперь она являла собой чудесную смесь любопытства, детского восхищения и вполне взрослого кокетства. -- Вот никогда бы не подумала!
   -- По типу того, -- ухмыльнулся барон и, подхватив корзинку с меотисами, направился в сторону Яшмовой улицы, провожаемый ее серебристым голоском:
   -- Тебе обязательно повезет, рыцарь, верь мне! Я буду молиться изо всех сил, а у меня легкая рука, правда!
   Тина, старая служанка Элвис, отворившая ему дверь, отшатнулась, будто увидав привидение. "Ага, -- подумал он, -- выходит, мое появление настоящий сюрприз и, наверное, не всем придется по вкусу". С этой мыслью он и направился к гостиной, откуда доносились звуки музыки, провожаемый горестными причитаниями старушки -- та, похоже, уже почуяла: этот визит из прошлого добром не кончится... Общество, собравшееся в гостиной, было небольшим и весьма изысканным; играли Аквино -- Третью сонату, причем играли превосходно; на бесшумно возникшего в дверях барона поначалу не обратили внимания, и он несколько мгновений наблюдал со спины за Элвис, одетой в облегающее темно-синее платье. Потом она обернулась к дверям, взгляды их встретились, и у Тангорна возникли одновременно две мысли, причем одна другой тупее: первая -- "Есть же на свете женщины, которым все на пользу, даже годы", а вторая -- "Интересно, выронит она свой бокал или нет?".
   Она двинулась к нему, медленно-медленно, будто преодолевая сопротивление, но сопротивление -- это почувствовалось сразу -- именно внешнее; ему казалось, что дело тут в музыке -- она превратила комнату в прыгающий с камня на камень горный ручей, и Элвис сейчас приходилось брести по его руслу против течения. Затем ритм начал меняться, Элвис стремилась к нему -- но музыка не сдавалась, из бьющего в колени потока она стала вдруг непроходимой зарослью ежевики: Элвис приходилось теперь разрывать эти колючие плети, ей было трудно и больно, очень больно, хотя она и старалась не показать виду... А потом все кончилось: музыка смирилась, опала обессиленными спиралями к ногам Элвис, и та, будто еще не веря, осторожно провела кончиками пальцев по его лицу:
   "Господи, Тан... Мальчик мой... Все-таки вернулся..." Наверное, они простояли так, обнявшись, целую вечность, а потом она тихонько взяла его за руку: "Пойдем..."
   Все было так -- и не так. Это была совсем другая женщина, и он открывал ее по-новому, как в самый первый раз. Не было ни вулканических страстей, ни утонченных ласк, подвешивающих тебя на дрожащей паутинке над пропастями сладостного беспамятства. Была огромная, всепоглощающая нежность, и оба они тихо растворились в ней, и не было уже для них иного ритма, кроме трепета Арды, продирающейся сослепу сквозь колючую звездную россыпь... "Мы приговорены друг к другу", -- сказала она когда-то; что ж, коли так, то сегодня приговор, похоже, привели в исполнение.
   -- ...Ты надолго к нам, в Умбар?
   -- Не знаю, Эли. Честное слово, не знаю... Хотелось бы навсегда, но может случиться -- на считанные дни. В этот раз, похоже, решаю не я, а Высшие силы.
   -- Понятно... Стало быть, ты опять в деле. Тебе понадобится помощь?
   -- Вряд ли. Может, какие-нибудь мелочи...
   -- Милый, ты же знаешь: ради тебя я готова на все -- хоть на любовь в миссионерской позиции!
   -- Ну, такой жертвы от тебя точно не потребуется, -- в тон ей рассмеялся Тангорн. -- Разве только какая-нибудь ерунда -- разок-другой рискнуть жизнью...
   -- Да, это легче. Так что тебе нужно?
   -- Я пошутил, Эли. Понимаешь, эти игры стали теперь по-настоящему опасны -- это тебе не прежние идиллические времена. Честно говоря, и заглядывать-то к тебе было совершеннейшее безумие, хоть я и хорошо проверялся... Так что сейчас глотну кофе и побреду на ватных к себе в гостиницу.
   На миг воцарилось молчание, а затем она окликнула его странным, как-то разом осевшим голосом:
   -- Тан, мне страшно... Я -- баба, я умею чувствовать вперед... Не ходи, умоляю тебя...
   Да на ней и впрямь лица нет, никогда ее такой не видал... Так-таки никогда? -- ив памяти его тотчас всплыла картина четырехлетней давности: "Ты уходишь воевать, Тан..." Черт, час от часу не легче, с неудовольствием подумал он... А она тем временем приникла к нему -- не оторвешь, и повторяла в отчаянии:
   -- Останься со мной, пожалуйста! Вспомни -- ведь за все эти годы я никогда ни о чем тебя не просила... Ну один раз, ради меня!
   И он уступил, просто чтобы успокоить ее (ладно, какая, в сущности, разница, откуда идти поутру на связь в "Морской конек"?), -- и команда Мангуста прождала его этой ночью в "Счастливом якоре" впустую.
   Что ж, не явился сегодня -- явится завтра. Чем устраивать беготню по всему городу, лучше подождать его у норы, нам не к спеху; да и делить группу захвата чревато: как-никак барон в свое время был "третьим мечом Гондора", не хрен собачий... Уж что-что, а ждать Мангуст умел как никто другой.

   Секретная служба Умбара, надежно запрятавшаяся в пропахших бумажной пылью, сургучом и чернилами недрах Министерства иностранных дел под нарочито-невнятной вывеской ДСД -- "Департамент специальной документации", была организацией-невидимкой. Государственную тайну составляет даже местоположение ее штаб-квартиры: "Зеленый дом" в Болотном переулке, который изредка поминают, должным образом понизив голос, "хорошо информированные лица" из числа сенаторов и высших чиновников, в действительности всего лишь архив, в коем хранятся рассекреченные документы, вылежавшие положенный по закону стодвадцатилетний срок. Имя директора Депертамента известно лишь трем лицам: канцлеру, военному министру и генеральному прокурору республики (сотрудники Конторы имеют право убивать лишь с санкции прокуратуры -- впрочем, случается, что санкцию эту им выдают задним числом), а имена четырех его вице-директоров -- никому, кроме него самого.
   В отличие от спецлужб, создаваемых на полициейской основе (эти, как правило, навсегда сохраняют неистребимую тягу к помпезным административным зданиям на главных столичных улицах и к запугиванию собственных сограждан байками о своем всемогуществе и вездесущности), ДСД возник скорее как служба безопасности крупной торгово-промышленной корпорации -- более всего он озабочен тем, чтобы при любых обстоятельствах остаться в тени. Организационная структура Департамента скопирована с заморро -- умбарских преступных синдикатов: система изолированных ячеек, соединяемых в единую сеть лишь через своих руководителей, которые в свой черед образуют ячейки второго и третьего порядков. Сотрудники Конторы живут под специально разработанной личиною не только за границей, но и дома; они никогда не носят оружия (кроме случаев, когда этого требует их легенда) и ни при каких обстоятельствах не открывают своей принадлежности к организации. Обет молчания и умберто (принцип, который Грагер некогда сформулировал для Тангорна как "За вход -- дунган, а за выход -- сто") объединяют ее членов в некое подобие тайного рыцарского ордена. Трудно в это поверить, зная умбарские нравы, но за три века существования ДСД (впрочем, официальное свое название Контора меняет с той же регулярностью, как змея -- кожу) случаи предательства в его рядах можно перечесть на пальцах одной руки.
   Задача Департамента состоит в том, чтобы "снабжать высшее руководство Республики точной, своевременной и объективной информацией о положении дел в стране и за ее пределами" (конец цитаты). Вполне очевидно, что объективен может быть только источник незаинтересованный и независимый, и потому ДСД -- согласно закону -- лишь собирает информацию, но не участвует в выработке политических и военных решений на ее основе и не несет ответственности за последствия таковых решений; это -- измерительный прибор, которому категорически запрещено вмешиваться в изучаемый процесс. Такое разделение функций по-настоящему мудро. В противном случае разведка начинает либо угодничать перед властями (сообщая им лишь то, что те сами хотели бы услыхать), либо выходит из-под их контроля (и тогда начинаются такие прелести, как сбор компромата на собственных граждан, провокации или безответственные подрывные акции за рубежом; необходимость всего этого опять-таки обосновывают посредством тщательно отпрепарированной информации).
   Так что с точки зрения закона все происходившее в тот летний вечер в одном неприметном особнячке, где встретились директор ДСД Альмандин, его первый вице-директор Джакузи, ведающий агентурной и оперативной работой внутри страны, и начальник штаба адмирала Карнеро флаг-капитан Макариони (преодолевшие ради такого случая извечную и общую для всех Миров неприязнь между "ищейками" и "солдафонами"), носило название вполне определенное, а именно: "государственная измена в форме заговора". Не то чтобы кто-то из них рвался к власти -- вовсе нет: просто разведчики слишком хорошо предвидели, чем кончится для их маленькой процветающей страны поглощение ее жадным деспотичным Гондором, а потому никак не могли безропотно следовать в кильватере за жидко обделавшимся "высшим руководством"...
   -- Как здоровье вашего шефа, флаг-капитан?
   -- Вполне удовлетворительно. Стилет лишь задел легкое, а слухи о том, что адмирал едва ли не при смерти, распускаем мы сами. Его превосходительство не сомневается, что через пару недель будет на ногах и ничто не помешает ему лично возглавить операцию "Сирокко".
   -- А вот у нас скверные новости, флаг-капитан. Наши люди сообщают из Пеларгира, что Арагорн резко форсировал подготовку флота вторжения. По их оценкам, он будет полностью готов примерно через пять недель...
   -- Гром и черти!! Это же значит -- одновременно с нами!..
   -- Именно так. Не мне вам объяснять, что в последние дни перед полным боевым развертыванием армия и флот абсолютно беспомощны -- как омар во время линьки. Они готовятся в Пеларгире, мы -- в Барангаре: идем фактически голова в голову, преимущество составит два-три дня, но кто из двух эти самые дни выиграет, тот и возьмет другого тепленьким в его родной гавани. Разница -- что они готовятся к войне в открытую, а мы секретим все от собственного правительства и две трети сил тратим на маскировку и дезинформацию... Скажите, флаг-капитан, можете вы хоть на сколько-то ускорить подготовку в Барангаре?
   -- Только ценой уменьшения ее скрытности... Но теперь придется рискнуть -- иного выхода нет. Значит, главное сейчас -- как следует запудрить мозги Приморской, 12, но это уж, как я понимаю, по вашей части...
   Когда моряк откланялся, шеф ДСД вопросительно взглянул на своего товарища. Разведчики составляли весьма забавную пару -- тучный, будто бы засыпающий на ходу Альмандин, и сухой и стремительный как барракуда Джакузи; за годы совместной работы они научились понимать друг дружку не то что с полуслова -- с полувзгляда.
   -- Ну?..
   -- Я тут поднял материалы по главарю гондорской резидентуры...
   -- Капитан тайной стражи Марандил, крыша -- второй секретарь посольства.
   -- Он самый. Редкостная мразь, даже на их общем фоне... Интересно, они всех своих подонков сплавили на отхожий промысел к нам в Умбар?
   -- Не думаю. В Минас-Тирите эти ребята сейчас действуют точно так же, как здесь, -- только что трупы потом кидают не в каналы, а в выгребные ямы... Ладно, не отвлекайся.
   -- Так вот, Марандил. Это, я вам доложу, такой букет добродетелей...
   -- И ты не иначе как решил его вербануть на каком-нибудь цветочке из этого букета...
   -- Не совсем так. На том, что относится к прошлому, его не возьмешь -- Арагорн все грехи им списал. А вот настоящее... Он ведь, во-первых, вопиюще непрофессионален, а во вторых -- совсем без стержня и держать удар категорически не умеет. Если он допустит крупную промашку, на которой его можно будет прижать, -- дело в шляпе. И наша задача -- помочь ему совершить такую промашку.
   -- Ну что ж, работай в этом направлении... А пока суть да дело -- брось-ка им какую-нибудь кость, чтобы отвлечь внимание от Барангарской бухты. Отдай им, к примеру... да хоть все, что у нас есть по мордорской резидентуре!
   -- За каким чертом она им сейчас сдалась?
   -- Вообще-то ни за каким, но они, как ты верно заметил, вопиюще непрофессиональны. Рефлекс акулы -- сперва глотают, а потом уже думают: а надо ли было?.. Так что они сейчас наверняка примутся с азартом потрошить никому уже не нужную мордорскую сеть, забыв обо всем на свете. Опять-таки -- "жест доброй воли" с нашей стороны: это даст нам отсрочку, а ты тем временем готовь силок на Марандила.
   ...Пухлое досье ДСД на мордорскую резидентуру в Умбаре было в тот же вечер передано на Приморскую, 12, и вызвало там состояние, близкое к эйфории. А среди прочих наколок была в досье и такая: "Таверна "Морской конек", одиннадцать утра нечетного вторника: взять бутыль текилы с резаным лимоном и сесть за столик в левом заднем углу зала".
Сайт создан в системе uCoz