1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15



ГЛАВА 41

   Умбар, таверна "Морской конек".
   3 июня 3019 года

   Когда Тангорн толкнул слепленную -- тяп-ляп -- из корабельной обшивки входную дверь и начал спускаться по осклизлым ступенькам в общий зал, пропитанный неистребимыми запахами прогорклого чада, застоявшегося пота и блевотины, было без нескольких минут одиннадцать. Народу по раннему часу было немного, но часть уже на развезях. В углу парочка халдеев вяло мутузила хнычущего оборванца: видать, пытался улизнуть не заплатив, а может, чего стянул по мелочи; на потасовку никто не обращал внимания -- чувствовалось, что тут такие эстрадные номера просто входят в стоимость обслуживания. В общем, "Морской конек" был тем еще заведеньицем...
   На барона никто не косился -- выбранный им на сегодня прикид фартового парня был безупречен; четверо резавшихся в кости поморников с немыслимых размеров золотыми перстнями на татуированных лапах явно попытались оценить на глаз Тангорново положение в иерархии криминального мира, но, похоже, разошлись во мнениях и вернулись к прерванной игре. Тангорн меж тем небрежно облокотился о стойку и оглядел зал, шикарно перебрасывая языком из одного утла рта в другой сандаловую зубочистку размером чуть не в галерное весло. Не то чтоб он надеялся понять, кто тут осуществляет контрнаблюдение (благо достаточно для того уважал мордорских коллег), но все-таки... У стойки потягивали ром двое морячков, судя по одежде и говору -- анфаласцы, один постарше, другой совсем еще пацан. "Откуда приплыли, парни?" -- дружелюбно полюбопытствовал барон. Старший, естественно, глянул на сухопутную крысу как на пустое место и до ответа не снизошел; младший, однако, не удержал морского фасона и выдал-таки сакраментальное: "Плавают рыбы и дерьмо, а моряки ходят." Эти, похоже, были настоящие...
   Выполнив таким образом пункт о "разговоре", Тангорн царственным жестом швырнул на стойку золотую вендотенийскую ньянму:
   -- Текилы, хозяин, -- но только самой лучшей! Вислоусый, чем-то смахивающий на тюленя кабатчик хмыкнул:
   -- А она, парень, у нас одна: она же и лучшая -- она же и худшая. Будешь?
   -- Хрена ли с вами поделаешь... Тогда уж, одно к одному, построгай-ка лимончика на закусь.
   А когда он устроился со своею текилой за левым угловым столом, то уловил краем глаза некое движение в зале и как-то разом, не успев даже просчитать расклад, понял: все, провал. Они были здесь раньше него (голову наотруб!) -- значит, это не он приволок их на хвосте; засвечена сама явка, здесь ждали мордорского связного -- и дождались-таки... Вот ведь сгорел -- глупее не придумаешь... Четверка поморников разделилась -- двое заняли позицию по бокам входной двери, а двое уже направлялись к нему, развинченно-плавною походкой огибая столы и не вынимая правой руки из-за пазухи. Будь при бароне Снотворное, он, конечно, разделался бы с этими ребятами без проблем и даже особо их не уродуя, однако безоружный (меч явно дисгармонировал бы с избранною им маской) он был теперь их законной добычей; вот тебе и -- "Истинные профессионалы не носят оружия"!.. Мелькнула на миг совсем уж дурацкая мысль: грохнуть бутыль текилы о край стола и... "Что ты несешь, -- тоскливо одернул он себя. -- "розочка" -- не меч, ею от четверых все равно не отмахаешься; ты сейчас можешь полагаться только на голову... на голову -- и на Удачу. А прежде всего надо поломать их сценарий и выгадать время..." Так что он не стал даже подниматься им навстречу; дождался, пока у него над ухом не прозвучало зловещее: "Руки на стол, и сиди как сидишь", чуть поворотился в сторону говорившего и процедил -- будто сплюнув сквозь зубы:
   -- Идиоты!.. Такую операцию изгадить... -- После чего вздохнул и устало посоветовал правому: -- Закрой пасть, придурок, -- назгул залетит.
   -- Сейчас пойдешь с нами, и без глупостей, -- сообщил тот, но в голосе его отчетливо прозвучала нотка неуверенности: чеканный минас-тиритский говор был вовсе не тем, что они ожидали услыхать из уст захваченного "орка".
   -- Ясное дело, с вами -- куда ж еще. Ставить скипидарную клизму раздолбаям, что лезут куда ни попадя, не ставя в известность Центр... Но с вашего разрешения, -- с издевательской вежливостью продолжил барон, -- я все-таки допью: за свой несостоявшийся капитанский жетон... Да не торчите вы надо мною, как Белые Башни, -- куда я денусь! Оружия не ношу -- можете меня обхлопать.
   Правый из "поморников", чувствуется по всему, готов уже был брать под козырек. На левого, однако, все это не произвело впечатления; а может, и произвело -- просто он лучше знал инструкции. Присел за столик барона напротив хозяина и сделал знак товарищу занять позицию у того за спиной.
   -- Руки держи на столе -- иначе сам понимаешь. -- С этими словами он и вправду нацедил Тангорну стаканчик текилы и пояснил: -- Я тебя сам обслужу. Для верности.
   -- Прелестно, -- ухмыльнулся барон (в действительности -- решительно ничего прелестного: один напротив, фиксирует лицо и глаза, второй, невидимый за спиною, готов чуть что шандарахнуть по затылку, -- расстановочка хуже некуда). -- А палец ты мне тоже сам полижешь?
   А когда глаза у того полыхнули злобой ("Поговори, поговори у меня..."), примирительно рассмеялся -- будто бы только сейчас сообразил:
   -- Извиняй, парень, я ничего обидного в виду не имел. До меня не сразу дошло: ты ведь, похоже, в этом городе без году неделя и даже не знаешь, как пьют текилу. Вы небось все думаете -- а, самогон, дрянь! -- так вот, ничего подобного. То есть конечно, ежели ее стаканами и без закуси, это и впрямь несъедобно; а на самом деле -- замечательная штуковина, только пить ее надо умеючи. Тут главное что? -- Тангорн расслабленно откинулся на спинку и мечтательно полуприкрыл глаза. -- Главное -- переслоить ее вкус солью и кислотой. Вот гляди: наносишь на ноготь большого пальца щепотку соли -- чтоб она не ссыпалась, место это надо лизнуть, -- с этими словами он потянулся к стоявшему посреди стола блюдечку с солью и перцем; "поморник" при этом его движении весь подобрался и опять сунул руку за пазуху, но орать "Руки на место!" не стал -- похоже, натурально мотал на ус, -- теперь касаешься соли самым-самым кончиком языка, и -- оп-паньки! -- Черт, черт, черт -- что ж за гадостью поят в этом "Морском коньке"! -- А теперь лимончиком ее, лимончиком! А-атлично...
   -- А вот еще хороший способ... Наливай-ка по второй, раз уж ты у меня сегодня заместо официанта!.. Это будет уже не с солью, а с перчиком. -- Он вновь потянулся было к солонке, но замер на полпути и раздраженно обернулся ко второму "поморнику": -- Слышь, друг, сдал бы ты чуток назад, а? Терпеть не могу, когда дышат в ухо чесноком!
   -- Стою согласно инструкции, -- сердито отвечал тот. "Дурашка, -- отчего-то подумалось барону, -- "согласно инструкции" тебе прежде всего нельзя вступать со мною в разговоры... "Г" у парня мягкое, фрикативное -- уроженец Лебеннина... Впрочем, это абсолютно не важно, а важно то, что стоит он не строго позади меня, а на шаг левее, и росту в нем -- шесть футов без пары дюймов... Все? Да, все: голова то, что от нее требовалось, сделала -- очередь за Удачей..." Секундою спустя Тангорн, все так же небрежно развалясь на стуле, дотянулся пальцами левой руки до блюдечка с красным молотым перцем и, не глядя, легким небрежным движением перебросил его за плечо -- точнехонько в лицо лебеннинцу, а одновременно прямо под столом резким тычком всадил мысок башмака в костяшку голени своего визави.
   Известный факт: при неожиданности человек всегда делает вдох -- так что теперь "поперченный" выбыл из строя на все обозримое будущее; тот, что напротив, придушенно вякнул: "Уй, с-с-сука!" и, скрючившись от боли, рухнул под стол -- но, похоже, ненадолго: устроить ему перелом не вышло. От дверей уже мчались, опрокидывая стулья, двое остальных -- один с умбарским кинжалом, второй с кистенем, а Тангорн только еще лез за пазуху к корчащемуся на полу лебеннинцу, как-то отстранение думая про себя: если у него там какая-нибудь ерунда вроде кастета или выкидухи -- конец... Но нет -- хвала Тулкасу! -- это был большой умбарский кинжал из тех, что носят на поясе горцы Полуострова: полуярдовый, плавно сходящийся на конус клинок, которым можно наносить не только колющие, но и рубящие удары; не бог весть что, но все-таки оружие воина, а не вора.
   Однако когда он сошелся с парочкой из дверей, то быстро уразумел -- прорваться малой кровью не выйдет: парни не робкого десятка, а оружием (по крайней мере коротким) владеют немногим хуже него. И когда левая рука его обвисла от удара кистенем (даром что вскользь), а с тылу нарисовался третий -- хромающий, но вполне боеспособный, -- барон смекнул: дело дрянь. Совсем. И принялся драться всерьез, без дураков.
   ...Угрюмый гондольер, получивший серебряную "кастамирку", причалил к полуразвалившейся грузовой пристани и появился несколькими минутами спустя с новым платьем для пассажира -- настоящие лохмотья, если сравнивать с шикарным попуганным нарядом "фартового парня", но зато без следов крови, Тангорн, переодевшись прямо на ходу -- чтобы не терять времени, сунул за пазуху трофейный кинжал и серебряный жетон, снятый с шеи одного из "поморников". "Каранир, сержант тайной стражи Его Величества Элессара Эльфинита"; сержанту жетон был уже ни к чему... "Третий меч Гондора" ушел, оставив после себя убитого и двоих раненых; впрочем, о раненых, надо полагать, уже "позаботились" в лучшем виде -- тайную полицию в "Морском коньке" жаловали не больше, чем в любом портовом притоне любого из Миров...
   Сам он отделался двумя ранениями -- оба пустяковые, считай, царапины; с онемевшей от удара рукой дело обстояло хуже, но это было наименее серьезным из того, что сейчас заботило барона. В конце концов, у него есть на такой случай кой-какие снадобья из Халаддиновой аптечки. Итак... Четверка "поморников" канула с концами: хватятся их не раньше, чем часа через два-три, но этот люфт по времени -- единственный, похоже, плюс, который наличествует в его раскладе. Вскоре за ним начнет охоту вся гондорская резидентура и, что гораздо серьезнее, местные полицейские. Они чудовищно коррумпированны, но дело свое знают -- будьте-нате; то, что в "Морском коньке" отметился старый их знакомец барон Тангорн, они установят через своих осведомителей не позднее, чем через пару часов, сразу же блокируют порт, а ближе к вечеру начнут методично прочесывать город. На сленге разведчиков его положение называется "прокаженный с колокольчиком": он не вправе ни обратиться за помощью к людям из своей старой законсервированной сети (его довоенные материалы по ней вполне могли оказаться в руках минас-тиритского Центра), ни отдаться под защиту умбарской секретной службы (те могут его прикрыть, лишь если он признает себя "человеком Фарамира" -- что для него категорически невозможно). Самое же печальное -- он безвозвратно потерял связь с мордорской резидентурой, теми единственными, кто мог ему помочь выйти на Эландара... Короче, он провалил задание, а сам теперь помечен для смерти; то, что в происшедшем нет его личной вины, не имеет значения -- миссии Халаддина суждено остаться невыполненной.
   Итак, у него больше нет ни единого агента, ни единой связи, ни единой явки; а что же у него есть? У него есть деньги -- много денег, больше четырехсот дунганов в шести тайниках, -- да еще надежно припрятанная мифриловая кольчуга (Халаддин дал ее ему для продажи -- на тот крайний случай, если не удастся найти золото Шарья-Раны): есть пара резервных норок, из его "домашних заготовок" -- их раскопают максимум через пару дней, -- и есть кое-какие старые (не факт, что работающие) связи в криминальном мире. И это, пожалуй, все... Нет даже Снотворного -- меч так и остался в доме у Элвис, а о возвращении на Яшмовую улицу (равно как в "Счастливый якорь") теперь нечего и думать.
   А когда гондольер высадил его поблизости от портовых пакгаузов, ему уже было ясно: единственно разумная тактика при таком сверхпоганом раскладе -- блефовать напропалую. Не забиваться в тараканью щель, а напасть на них самому.

ГЛАВА 42

   Умбар, Приморская. 12.
   4 июня 3019 года

   Мангуст неспешною походкой шел по коридорам посольства. Чем тяжелее и опаснее ситуация, тем более нетороплив, обстоятелен и вежлив (по крайней мере на людях) обязан быть командир; так что, судя по безмятежной улыбке, намертво приклеенной к Мангустову лицу, дела были хуже некуда.
   Резидента, капитана Марандила, он застал в кабинете.
   -- Здравия желаю, господин капитан! Лейтенант Мангуст -- вот мой жетон. Выполняю у вас, в Умбаре, совершенно секретное задание Центра. Сожалею, но у меня возникли проблемы...
   Марандил не стал даже отрываться от созерцания своих ногтей; по всему было видать, что некий невидимый простым глазом заусенец на левом мизинце занимает его куда больше, чем неприятности какого-то заезжего гастролера. Тут к тому же дверь распахнулась, и лейтенанта самым бесцеремонным образом отодвинул в сторонку ввалившийся следом детина едва ли не семи футов роста:
   -- Пора начинать, босс! Девочка -- пальчики оближешь!
   -- А вы уж там небось закусили сладеньким... -- сварливо, но как-то по-семейному откликнулся капитан.
   -- Как можно! "Право первой ночи" за сеньором, а уж мы все в очередь за вами -- чай, не баре... Но барышня уже раздета и ждет с нетерпением.
   -- Ну, тогда пошли -- а то, неровен час, замерзнет ожидаючи!
   Детина заржал, а капитан начал было вылезать из-за стола, но натолкнулся на взгляд Мангуста -- и было в этом взгляде нечто такое, что он вдруг почел нужным объясниться:
   -- Да это из ночного улова, из мордорской агентуры! Ей ведь, стерве, потом все одно в канал...
   Мангуст уже безучастно разглядывал вычурную лепнину на потолке кабинета ("Экая, право же, безвкусица"): он всерьез опасался, что не совладает с переполняющим его бешенством и оно выплеснется наружу через зрачки. Конечно, разведка -- жестокая штука, допрос третьей степени -- он и есть допрос третьей степени, "девочка" должна была соображать, на что идет, когда ввязывалась в эти игры, тут все честно и по правилам... А вот не по правилам -- абсолютно не по правилам! -- было то, как ведут себя его коллеги, эта "сладкая парочка": будто бы они не под погонами служат, а... Впрочем, черт бы с ними со всеми -- наведение порядка в региональных резидентурах в задачи "Феанора" не входит, по крайней мере пока. И лейтенант вновь обратился к Марандилу, причем в столь мягко-увещевательном тоне, что любой понимающий человек сразу смекнул бы -- все, это уже край:
   -- Прошу простить, господин капитан, но мое дело не терпит отлагательств -- верьте слову. Право же, с той работой, -- он кивнул в направлении детины, -- ваши подчиненные превосходно справятся без вас.
   Детина просто-таки зашелся от хохота и, явно поощряемый ухмылкой босса, лениво процедил:
   -- Да плюнь ты, лейтенант! Известное дело -- три четверти всех проблем решаются сами собою, а остальные просто неразрешимы. Айда лучше с нами в подвал -- тебе, как гостю, крошка отпустит вне очереди. Хошь -- она тебе полижет, а хошь -- ты ей...
   Марандил с тихим наслаждением наблюдал, как опускают столичного визитера. Содействие ему оказать, конечно, придется -- куда денешься, но только пускай сперва прочувствует как следует: тут, в Умбаре, он никто, а звать его -- никак...
   -- Ты как стоишь в присутствии старших по званию? -- бесцветным голосом осведомился Мангуст, смерив взглядом Марандилова холуя и чуть задержавшись на носках его сапог.
   -- А че? Нормально вроде стою -- с ног не падаю!
   -- А это мысль... -- задумчиво произнес лейтенант и легким, как танцевальное па, движением скользнул вперед. Он был ниже своего противника на голову и едва ли не вдвое уже в плечах, так что тот ударил вполсилы: колотуха-то -- что твоя гиря, неровен час пришибешь на хрен... Ударил -- и застыл в изумлении: Мангуст не то чтобы уклонился от удара или отпрянул назад -- он просто исчез, буквально растаяв в воздухе. Детина так и стоял, вытаращив глаза, пока его не похлопали сзади по плечу: "Але!" -- и ведь действительно обернулся, дурачина...
   Мангуст переступил через распростертое тело -- брезгливо, будто это была навозная куча, -- остановился перед невольно попятившимся обратно за стол Марандилом, в глазах у которого теперь плескалась откровенная паника, и сухо заметил:
   -- Что-то подчиненные у вас на ногах не стоят. Голодом их морите, что ли?
   -- Да ты крутой парень, лейтенант! -- выдавил из себя улыбку тот. -- Уж не серчай: хотелось поглядеть тебя в деле...
   -- Я так и понял. Считаем тему закрытой?
   -- Ты, часом, не из этих... как их -- ниньоквэ?
   -- Это другая техника, хотя принцип тот же... Давайте-ка вернемся к нашим баранам. Насчет подвальных развлечений: боюсь, вам придется задержаться или даже -- простите за плоский каламбур -- воздержаться. Скомандуйте своим людям, чтобы начинали без вас. Да, и пускай приберут отсюда этого хамоватого юношу.
   От вина, равно как от кофе. Мангуст отказался и тотчас перешел к делу:
   -- Вчера ваши люди пытались захватить в "Морском коньке" барона Тангорна. Что все это значит? Вы, часом, не запамятовали, что Итилиен -- вассал гондорской короны?..
   -- Да мы и понятия не имели, что это Тангорн! Просто он вышел на накрытую нами мордорскую явку; вот ребята и решили, что это их связной.
   -- Ага... -- Мангуст на мгновение прикрыл глаза. -- Что ж, это меняет дело... Теперь нет никаких сомнений -- барон накрепко повязан с Мордором. Впрочем, для них он теперь тоже засвечен...
   -- Не беспокойтесь -- поймаем его еще до вечера. В розысках задействованы не только наши люди, но и умбарская полиция -- они уже нашли одну его берлогу, он покинул ее буквально за полчаса до их появления...
   -- Вот это и есть предмет моего к вам визита. Вам следует немедля прекратить розыски Тангорна. Полиции наврете -- дескать, вышло недоразумение, нестыковка действий двух братских спецслужб; одним словом: "милые бранятся -- только тешатся"... тем более это до некоторой степени соответствует действительности.
   -- Не понял юмора!..
   -- А вам и нечего понимать, капитан. Вам знакома эта литера -- "Г"? -- Марандил глянул на шелковку в руке лейтенанта и отчетливо сбледнул с лица. -- Бароном занимаюсь я, и вашей резидентуры дело это совершенно не касается. Отзовите своих сотрудников, а главное -- повторяю -- немедленно остановите умбарскую полицию: если Тангорн попадет в их руки, а не в мои, это будет катастрофа, за которую мы оба ответим головой.
   -- Но, господин лейтенант... Он же убил четверых моих людей!
   -- Правильно сделал, -- пожал плечами Мангуст. -- Дураков, которые начинают корешиться с задержанными, и надо убивать. На месте... Теперь так: вы прекращаете всякие активные поиски Тангорна и спокойно ждете. Не исключено, что в ближайшее время он каким-то образом проявится сам...
   -- Проявится сам? Он что, псих?
   -- Отнюдь. Просто он, судя по всему, попал в безвыходное положение. А барон -- насколько я его себе представляю -- относится к людям, склонным играть ва-банк... Так вот, если вам станет известно что-нибудь эдакое -- немедля известите меня: поднимите на флагштоке посольства вымпел Дол-Амрота, и к вам вскоре зайдут за информацией. После чего вы навсегда забудете о том, что слышали такое имя -- Тангорн. Ясно?
   -- Так точно! Послушайте, господин лейтенант, мы раскопали, что у него тут раньше была баба...
   -- Яшмовая, 7, что ли?
   -- Да-а... -- разочарованно протянул Марандил. -- Так вы уже знаете?
   -- Разумеется. Похоже, он провел там позапрошлую ночь; и что дальше?
   -- Ну так тогда надо ее тряхнуть как следует!..
   -- Да? И что ж вы надеетесь из нее вытрясти? -- устало поморщился Мангуст. -- В каких позициях они занимались любовью и сколько раз за ночь она испытала оргазм? Что еще она может рассказать? Тангорн -- не круглый идиот, чтобы посвещать любовницу в служебные дела.
   -- Ну, все-таки...
   -- Капитан, я повторяю вам еще раз: выбросьте из головы все, что связано с Тангорном, -- это теперь мои проблемы, а не ваши. Если повстречаете его на улице -- перейдите на другую сторону, а потом просто подымите у себя в посольстве дол-амротского Лебедя, ладно? И кстати -- о ваших проблемах: я так понял, что вы сейчас трясете старую мордорскую сеть. Простите нескромный вопрос -- для чего?
   -- Как это для чего?
   -- Так. Чем, скажите на милость, она вам мешала? И в любом случае зачем вы начали их хватать -- вместо того чтобы подержать под колпаком и выяснить связи?
   -- Мы торопились -- а то вдруг ДСД ведет двойную игру..
   -- ДСД?! Так это они отдали вам мордорскую сеть?
   -- Ну да! "Жест доброй воли"...
   -- Капитан, это же сказочки для умственно отсталых детишек! Вы не хотите еще разок подумать -- зачем они сделали вам такой роскошный подарок? Чего от вас хотят взамен?.. Ладно, это -- как уже сказано -- ваши проблемы, поступайте, как знаете. Честь имею!
   Мангуст направился было к двери, но на полпути вдруг обернулся:
   -- Да, и еще одно. Предвосхищая ваше служебное рвение, капитан... -- Он чуть замешкался, будто подыскивая нужное слово, а потом отбросил свои колебания: -- Так вот, если хоть кто-нибудь из твоих людей подойдет к дому на Яшмовой ближе, чем на три полета стрелы, я тебя накормлю омлетом из твоих собственных яиц. Ты меня понял?
   Они встретились взглядами лишь на миг, но Марандилу и мига хватило, чтобы уразуметь с полнейшей непреложностью: этот -- накормит.
   ...Предвидение Мангуста оправдалось буквально на следующий день. С Марандилом пожелал срочно встретиться в городе один из оперативных сотрудников умбарской полиции, инспектор Ваддари. Инспектор не входил в число тех полицейских, что впрямую работали на гондорское посольство, однако представление обо всех этих играх имел неплохое: это был старый и опытный сыщик, ориентировавшийся в изнанке жизни как мало кто другой. И по возрасту, и по квалификации он давно уже должен был бы носить нашивки комиссара -- и по этой причине брал на лапу без малейших угрызений совести. Следует заметить, что коррупция в умбарской полиции вообще была освященной веками традицией (полицейский или таможенник, не берущий взяток, вызывал опасливое недоумение не только у сослуживцев и начальства, но и у честных обывателей: "Не, ребята, к такому лучше в темное время спиной не поворачиваться"), но Ваддари от иных своих коллег отличался тем, что полученную мзду отрабатывал всегда честно и сполна, без ссылок на "объективные трудности".
   -- Ваши люди, господин секретарь, разыскивали некого Тангорна, но вчера поиски эти были срочно прекращены. Вас все еще интересует этот человек?
   -- Н-ну... Пожалуй, да, -- осторожно подался вперед Марандил.
   -- Я готов сообщить точное место, где он будет сегодня вечером. Если мы договоримся о цене...
   -- Могу я узнать, откуда эта информация?
   -- Можете. Он сам прислал мне письмо и назначил встречу.
   -- А отчего это вы решили продать своего потенциального клиента?
   -- И не думал даже. Просто в выдвинутых им условиях встречи нигде не оговорено, что о ней не должны знать посторонние, так что я строго следую букве договора. А если Тангорн такой возможности не предусматривает, то он просто дурак, с которым не стоит иметь дела.
   -- М-да... И сколько же вы хотите?
   -- Три дунгана.
   -- Ско-о-олько?!! Ты че, мужик, совсем оборзел?! Утерял сцепление с реальностью?..
   -- Наше дело предложить...
   -- Да мне, если хочешь знать, на это дело вообще положить с прибором...
   -- Ты мне-то дурочку не катай по полу -- я как-никак опер, а не фраер! Полтора суток землю носом роете, а потом вдруг -- ах, обознатушки-перепрятушки! Дураку ясно -- розыски этого гуся поручены теперь другой команде, а умбарскую полицию побоку... Так что придется мне самому пошустрить, кто там еще топает за этим парнем. А времечко-то капает!..
   -- Ладно: два!
   -- Сказано три, значит, три; я тебе что -- фисташками на рынке торгую? Да не жмись ты, можно подумать -- из своих кровных платишь!
   -- Ладно, хрен с тобой. Два сразу, а третий -- когда мы его возьмем, по твоей наколке.
   -- А вот это уж хрен тебе! Я сообщаю -- когда и где, а все остальное -- твои проблемы, и меня не колышет. Все три -- прямо сейчас.
   -- А ежели ты меня попросту кинешь?
   -- Слушай, мы с тобой серьезные взрослые люди. Я ж не портовый алкаш и не карту пиратского клада за бутылку предлагаю...
   Спрятав монеты в карман, Ваддари начал инструктаж:
   -- Площадь Кастамира знаешь?
   -- Это где посередке озеро с тремя впадающими в него каналами?
   -- Она самая. Озеро круглое, полтораста ярдов в поперечнике, каналы впадают в него под углом 120 градусов -- на "двенадцати", "четырех" и "восьми часах" по циферблату, если отсчитывать от ростральных колонн. Набережная озера не сплошная, а с лестницами, спускающимися к воде -- по две на каждый промежуток между каналами, итого шесть. В семь вечера я должен быть на той из лестниц, что примыкает справа к "восьмичасовому" каналу, одетый в багровый плащ и шляпу с черным плюмажем. На одном из каналов появится наемная гондола -- водное такси; гондольер посадит меня, ориентируясь по этим приметам, и дальше будет следовать моим указаниям. Я должен передвигаться от лестницы к лестнице, но не подряд, вдоль берега, а пересекая озеро: "семь часов" -- "одиннадцать часов" -- "три часа", и так далее. Картина понятная?
   -- Вполне.
   -- В это время дня движения по озеру практически нет; если появятся другие гондолы, я должен причалить и подождать, пока они скроются в каналах. Тангорн сойдет с одной из лестниц -- если, разумеется, убедится, что опасности нет, -- и подсядет в мою гондолу. Он будет переодет и загримирован; мы узнаем его, когда он вытащит из-за пазухи лиловый головной платок и дважды махнет им. Вот и все. Флаг тебе в руки, секретарь, счастливо оставаться.
   Ваддари встал и двинулся к выходу из кофейни, где они встретились, мельком подумав на ходу: "Голову даю наотруб -- обведет он их вокруг пальца..."
   Капитан же, вернувшись к себе в посольство, первым делом заполнил бухгалтерскую ведомость на агентурные выплаты: 4 (прописью -- четыре) дунгана. Хотел было записать "пять", но удержался: жадность фраера губит, а птичка (обратно же) по зернышку клюет -- а сыта бывает.. Ну что, подымать Дол-Амротский флаг? И отдать Тангорна прямо на блюдечке этому столичному горлохвату? "А вот хрен тебе за щеку, а не коронную операцию, -- внезапно решился он. -- Такой расклад, как сегодня, приходит на руки раз в жизни. Я захвачу его сам, а победителей не судят..." Тут ему припомнились на миг глаза Мангуста, и его вновь передернуло ознобом; а может, ну его?.. "Нет, -- успокоил он себя, -- дело верное, промашки быть не может: у меня есть точное время и место встречи, есть тридцать два оперативника и пять часов на подготовку -- а за пять часов, помнится, солнцеликий Демиург аритан ухитрился создать Арду со всею ее требухой: воду с рыбами, воздух с птицами, землю со зверями, огонь с драконами и человека со всеми его мерзостями..."

ГЛАВА 43

   Умбар, площадь Кастамнра Великого.
   5 июня 3019 года

   -- Сколько вы насчитали, Джакузи?
   -- Тридцать два.
   -- А я вижу только дюжину...
   -- Мне не хотелось бы показывать их, тыкая пальцем...
   -- Господь с вами, голубчик! Все-таки вы оперативник, а я всего лишь аналитик, уж по этой-то части вам все карты в руки, -- Альмандин покойно откинулся на спинку плетеного стула, смакуя вино; они сидели под полосатым тентом одного из маленьких открытых кафе на площади Кастамира, почти прямо под ростральной колонной, сплошь утыканной отрубленными носами гон-дорских кораблей, и лениво наблюдали за коловращением праздной вечерней толпы. -- Что ж, если их и вправду тридцать два, то Марандил вывел на дело весь наличный состав резидентуры, кроме штатной охраны... Кстати, а нашего бенефицианта вы, часом, не видите?
   Джакузи еще раз окинул взором заполненные публикой набережные округлого грязноватого озера. Благородные господа и морские офицеры, лоточники и накрашенные девки, уличные музыканты и гадальщицы, нищие-попрошайки и рыцари удачи... Сотрудников гондорской резидентуры он распознавал среди них мгновенно (хотя некоторые из них были замаскированы, надо отдать им должное, довольно удачно), но вот барона -- к своему крайнему неудовольствию -- обнаружить никак не мог. Разве только... Да нет, глупости.
   -- Похоже, его здесь нет. Он наверняка тоже засек этих ребят, плюнул и убрел себе на цыпочках.
   -- Да, профессионал именно так и поступил бы, -- кивнул Альмандин. -- Но барон будет действовать иначе... Хотите пари?
   -- Постойте-ка... -- Вице-директор по оперативной работе озадаченно глянул на своего шефа. -- Так вы что же -- считаете Тангорна дилетантом?
   -- Не дилетантом, дорогой Джакузи, а любителем. Вам понятен этот нюанс?
   -- Признаться, не совсем...
   -- Профессионал -- не тот, кто в совершенстве владеет техникой ремесла (с этим-то у него как раз полный порядок), а тот, кто, получив задание, всегда выдает конечный результат, невзирая ни на какие привходящие моменты... А барон -- так уж случилось -- никогда в жизни не служил за жалованье: он не связан ни присягою, ни умберто и привык к немыслимой роскоши -- делать лишь то, что сам находит правильным. И если окажется, что приказ противоречит его представлениям о чести и совести, он просто не станет его выполнять, наплевав на последствия -- и для себя лично, и для дела. Сами понимаете -- такому человеку место не в разведслужбе, а в вендотенийских монастырях...
   -- Я, кажется, понимаю, что вы имеете в виду, -- задумчиво кивнул Джакузи. -- Барон живет в мире моральных стереотипов и запретов, немыслимых для нас с вами... Знаете, я тут освежал в памяти его досье и наткнулся на любопытный разговор -- дружеская болтовня по пьяному делу. Его спросили -- способен ли он при необходимости ударить женщину? Он некоторое время размышлял -- причем явно всерьез, -- а потом признался, что убить, может быть, и способен, но вот ударить -- никогда, ни при каких обстоятельствах... Впрочем, его досье вообще смотрится весьма забавно -- это, я вам доложу, не досье, а какое-то литературное обозрение: чуть ли не наполовину состоит из стихов и художественных переводов. Я еще тогда подумал, что такого полного собрания такато Тангорна, как у нас в Департаменте, нет нигде в мире...
   -- Жаль только, издать их можно будет не раньше, чем через сто двадцать лет -- согласно закону о рассекречивают... Ага! Гондола... Ну так как -- хотите пари, что он сейчас выкинет какой-нибудь безумный фортель и в итоге обведет всех этих ребят вокруг пальца?
   -- Я полагаю, нам с вами уместнее помолиться за его Удачу, а вернее сказать -- за ошибку Марандила...
   Маленькая трехместная гондола причалила у спускающейся к воде лестницы, чтобы принять на борт господина в багровом плаще и шляпе с черным плюмажем, а затем начала неспешно пересекать озеро. Тут на лице Джакузи появилось какое-то сонное выражение; он неторопливо извлек золоченый сангиновый карандашик, начертал несколько слов на салфетке, перевернул ее текстом вниз и со словами: "Ладно. Делайте ваши ставки..." передал карандаш Альмандину. Тот в свой черед сделал такую же запись, и теперь оба они безмолвно наблюдали за развитием мизансцены.
   Гондола описала не вполне замкнутый треугольник и вернулась к лестнице, соседней с той, откуда начала свое движение. Место это было издавна облюбовано компанией прокаженных, закутанных в глухие полосатые балахоны, -- они кормились здесь подаянием. "Холодная проказа" -- болезнь смертельная и неизлечимая, однако в отличие от проказы "горячей" практически незаразная (ее можно подхватить, лишь если сам раздавишь одно из тех мелких кровянистых вздутий, которыми покрыты руки и лицо больного, или, к примеру, выпьешь с ним молока из одной кружки), а потому заболевших ею никогда не изгоняли из поселений; кхандские хакимиане даже почитали их за особо угодных Богу. День за днем эти скорбные фигуры, затянутые в свои полосатые саваны, безмолвно взывали к милосердию горожан и как бы напоминали им: сравните-ка это с тем, что кажется вам несчастьями в вашей обыденной жизни... Они были до того неподвижны, что казались просто неким архитектурным элементом вроде каменных кнехтов для швартовки гондол; поэтому когда одно из этих матерчатых изваянии вдруг встало и, чуть прихрамывая, двинулось к лестнице, стало ясно -- вот оно, началось...
   Прокаженный ступил на верхнюю ступеньку, и в руке его мелькнул извлеченный из рукава лиловый головной платок. В тот же миг компания зевак, толпившихся вокруг уличного фокусника -- тот жонглировал тремя кинжалами ярдах в двадцати от лестницы, -- распалась: двое рванули вправо и влево, отрезая человеку в балахоне пути к отступлению, а двое других и сам фокусник, расхватав порхавшие в воздухе клинки, ринулись прямиком к добыче. Вот тут-то и стало ясно, что человек малость не рассчитал: начал спускаться к воде, когда гондола была далековато -- ярдах в пятнадцати от берега. Впрочем, он бы, наверное, все равно успел спрыгнуть в лодку и спастись, если бы не трусость пассажира в багровом плаще: тот, узрев трех вооруженных преследователей, перепугался настолько, что гондольер, повинуясь его панической жестикуляции, немедля начал отгребать прочь, бросив подельника на произвол судьбы. Человек в балахоне отчаянно заметался по нижней, уходящей в воду, ступеньке -- спасения ждать было неоткуда. Парою секунд спустя его настигли "зеваки": они мгновенно заломили ему руки за спину, а "жонглер" коротко, без замаха, врубил по печени и тут же, на возвратном движении, -- ребром ладони по шее. Вот и все. "За задницу -- и в конвертик"...
   Однако когда "прокаженного" волоком вытащили с лестницы на набережную, вокруг сразу столпился возмущенный народ: к такому обращению с больными здесь как-то не привыкли. Двое случившихся поблизости хакимиан в желтых тюбетейках паломников незамедлительно вступились за "божьего человека", и возникший скандал стал плавно перерастать в драку. Люди Марандила со всех концов площади прорывались -- плечом вперед -- сквозь густеющую толпу к месту событий, а где-то в отдалении уже раздавалась скребущая по нервам трель полицейского свистка... Человек в багровом плаще тем временем высадился на берег за три лестницы от места свалки, отпустил гондолу и неторопливо двинулся прочь; по всему было видать, что судьба лжепрокаженного его не больно-то заботит.
   -- Ну, как вам представление, дорогой Джакузи?
   -- Превосходно. Положительно, в Тангорне погиб великий режиссер...
   Выражение лица вице-директора по оперативной работе вроде бы ничуть не изменилось, однако Альмандин знал своего сотрудника много лет, а потому видел: страшное напряжение, в котором тот пребывал последние минут десять, утекло прочь, и в уголках его губ рождалась тень торжествующей улыбки. Что ж, это и его победа тоже... Джакузи тем временем остановил спешащего мимо официанта:
   -- Друг мой, бутылку нурнонского!
   -- Не боишься спугнуть фарт?
   -- Ничуть. Все уже позади, и Марандил теперь, считай, у нас в кармане.
   Ожидая нурнонское, они с любопытством наблюдали за тем, как развиваются события на набережной. Потасовка там внезапно прекратилась (хотя гвалт, пожалуй, даже усилился), и на месте свалки как-то само собою возникло пустое пространство, посреди которого лежал человек в балахоне, тщетно пытающийся привстать на четвереньки. "Зеваки" и "жонглер" между тем полностью утратили интерес к своей жертве: они не только выпустили ее из рук, но и резко попятились назад, в толпу; правый разглядывал свои ладони, и на лице его был ужас.
   -- Видите, шеф, до ребят наконец дошло, что прокаженный-то -- самый настоящий! А это ведь не тот случай, когда уместно выражение "лучше поздно, чем никогда"... Хватая его, они наверняка раздавили кучу гнойничков на руках и по уши перемазались сукровицей, так что теперь вся троица -- покойники... Реагируют весьма эмоционально, но мне трудно их осуждать... Узнать, что жить тебе осталось (если это можно назвать жизнью) несколько месяцев, -- довольно яркая новость, тут трудно сохранить невозмутимость.
   -- Прокаженный, надо полагать не остался в накладе?
   -- Уж это наверняка! Думаю, каждый из полученных тумаков принес ему не меньше, чем кастамирку: Тангорн не из тех недоумков, что норовят сэкономить на мелочах... Как это называют у них, на Севере "на дерьме сметану собирать", да?
   Когда нурнонское золотистыми ключами вскипело в бокалах, Джакузи нахально (сегодня имел полное на то право) спросил: "Кто платит?" Альмандин согласно кивнул и перевернул свою салфетку, потом сравнил обе записи и честно признал: "Придется мне". На его салфетке было единственное слово -- "Гондольер", а у вице-директора по оперативной работе значилось: "Гондольер -- Т. На берегу будет акция прикрытия".

ГЛАВА 44

   Когда на набережной затихли последние отголоски скандала, а прокаженный занял свое привычное место, Альмандин с любопытством спросил:
   -- Слушай, если бы на месте этого болвана Марандила был ты... Я не спрашиваю: сумел ли бы ты взять барона (такой вопрос оскорбителен), но мне интересно -- сколько человек бы тебе понадобилось? Против ихних тридцати двух?..
   Джакузи с полминуты что-то прикидывал, озирая набережные, а потом вынес свой вердикт:
   -- Трое. Причем совершенно не обязательны суперфехтовальщики или мастера рукопашного боя; надо только, чтобы они умели -- хотя бы по минимуму -- работать с метательной шелковой сетью. Видите -- все три здешних канала впадают в озеро под низенькими мостами: их просвет -- явно меньше десяти футов. Ставлю на каждый по человеку: то, что объект захвата -- гондольер, вполне очевидно, но в любом случае у нас была бы система сигнализации... Когда он проплывает под мостиком, оперативник роняет сверху сеть, дальше -- прыжок вниз, прямо в гондолу, и укол иглою, смазанной соком манцениллы... Вы были абсолютно правы, шеф: эта его затея -- совершеннейшая авантюра, расчет на дурака. Отвлекающий маневр с прокаженным был очень неплох, но это не меняет сути дела... Ни один профессионал не стал бы так совать голову в петлю. Он действительно всего лишь любитель -- хотя и блестящий, и удачливый; ему повезет раз, повезет другой, но на третий он таки свернет себе шею...
   -- Глянь-ка, -- прервал его Альмандин, указывая взглядом на противоположный конец площади, -- наш несравненный Ваддари уже берет бедного Марандила своею грубой пятерней за всякие нежные места... Ну, этот точно своего не упустит! Кстати -- вербовать капитана ты пойдешь сам или пошлешь кого-нибудь из своих людей?
   ...Кафе было точно таким же, как то, где сидели руководители ДСД -- те же плетеные стулья, тот же полосатый тент, -- только вот обстановка за столиком была куда менее праздничной. Гондорский резидент -- тот просто пребывал в прострации: не отрывая глаз от лежащего на скатерти жетона -- "Каранир, сержант тайной стражи Его Величества Элессара Эльфинита", -- он лишь тупо кивал вслед фразам, которые ронял Ваддари:
   -- ...Так вот, барон сегодня просто проверял -- обознались вы тогда, в "Морском коньке", или ловите именно его. Теперь картина ясна, и он передает вам этот жетон, а на словах вот что -- дословно: "Я вас не трогал, но если хотите войны -- получайте войну. И раз вам мало семи покойников, я открою охоту на ваших людей по всему Умбару; вы еще увидите, что это такое -- мастер-одиночка против оравы отожравшихся бездельников". Впрочем, это все ваши с ним разборки, они меня не колышат. А у нас с вами есть свое дельце...
   -- Какое еще дельце? -- Марандилу, похоже, было уже все равно. Даже его гориллы, торчавшие для подстраховки за дальним столиком, видели, что с боссом неладно.
   -- Очень простое. Если Тангорн на связь со мною просто не вышел, это полбеды. А вот если вышел, но вы все лопухнулись и не просекли фишку насчет гондольера -- это уже совсем другой компот. Не знаю как голову, но офицерские шнуры-то за такой прокол точно снимут... Мне сейчас надо писать отчет по встрече -- Тангорново письмо пришло в полицию с обычной почтой и зарегистрировано канцелярией... А ну, кончай дурака валять! Я те щас посигналю гориллам! Я ведь тут тоже не один... Думаешь -- убрал меня, и с концами?.. Вот так... сел спокойно... Что у вас, на Севере, за привычка -- отнимать силой то, что тебе предлагают купить? Мне ведь, для моего отчета, абсолютно по хрену -- кто там правил гондолой... Ну, чего молчишь?
   -- Не понял...
   -- Ты, парень, чего-то с горя совсем поглупел. Все просто, как апельсин: пять дунганов -- и никакого гондольера не было. То есть был, конечно, но не Тангорн. Стоит твой капитанский жетон пяти дунганов, как ты полагаешь?
   ...Когда инспектор добрался до своей неуютной холостяцкой квартиры, он уже успел обмозговать предложение Тангорна. Конечно же, барон пошел на сегодняшний отчаянный риск вовсе не затем, чтобы отправить на тот свет трех гондорских оперативников и официально объявить Марандилу: "Иду на вы!" Настоящей целью его, как ни странно, было просто встретиться с Ваддари, чтобы подрядить того для некой деликатной работы. Работа предвиделась не особо сложная (срок, правда, маловат -- неделя), но зато предельно опасная: любая оплошность приведет инспектора прямиком в провонявший кровью, горелым мясом и предсмертной рвотой подвал на Приморской, 12. В случае же успеха барон готов раскошелиться на сто пятьдесят дунганов -- жалованье комиссара полиции за двенадцать лет беспорочной службы. Ваддари прикинул цену риска и счел дело стоящим; он никогда не был трусом и, раз взявшись за работу, всегда доводил ее до конца.

   -- Судя по вашему виду, дорогой Джакузи, вас можно поздравить с победой.
   -- Это было даже легче, чем я ожидал, -- он сломался моментально. "Если мы доведем до сведения минас-тиритского Центра историю об улизнувшем гондольере, то выяснится, что вы дважды держали Тангорна в руках и дважды упускали. Ни один контрразведчик не поверит в такие совпадения. "Вы работаете с бароном на пару и при этом, прикрывая сообщника, хладнокровно убили семерых подчиненных" -- вот как это все будет выглядеть на следствии. Вас отправят в подвал, выбьют признания о работе на Эмин-Арнен, а затем ликвидируют". Эта логическая цепочка показалась ему безупречной, и он подписал агентурное обязательство. Так что пускай Макариони форсирует работы в Барангаре -- гондорская резидентура ослепла и оглохла... А знаете, что он потребовал в качестве платы? Оказывается, сейчас у них в Умбаре, помимо Марандиловых людей, работает спецкоманда, подчиненая непосредственно Центру...
   -- Та-а-ак...
   -- Барангаром эти ребята, по счастью, не занимаются -- они зачем-то ловят Тангорна, отстранив от этого дела местную резидентуру. Командует ими некий лейтенант по кличке Мангуст, имеющий мандат категории "Г"; по утверждению Марандила -- профессионал высочайшего класса...
   -- Весьма интересно...
   -- Марандил нарушил прямой его приказ -- забыть о существовании барона, и может быть арестован, едва лишь сообщение об этом дойдет до лейтенанта. Так вот, капитан желает -- "во избежание..." -- нашими руками ликвидировать этого самого Мангуста и его людей. Я нахожу просьбу вполне резонной: мы ведь теперь должны оберегать этого мерзавца как зеницу ока -- по крайней мере до начала "Сирокко". Одним словом, шеф, не миновать вам запрашивать санкцию генерального прокурора. Наш дражайший Альмаран -- большой законник и вечно подымает несусветную вонь по поводу ликвидации, но здесь он должен пойти нам навстречу...
   -- А ты не боишься, что он задаст себе вопрос: человек, санкционировавший убийство кадрового офицера гондорской разведки, -- долго ли он после этого проживет и какой смертью умрет?
   -- Альмаран -- чистоплюй и крючкотвор, но отнюдь не трус; помните дело Аррено, когда он наплевал и на угрозы, и на ходатайства двух сенаторов и отправил-таки на виселицу троих главарей заморро? А в случае с Мангустом все предельно ясно: нелегал, в Умбар прибыл по подложным документам, сам готовит похищение и убийство... Нет, тут не должно возникнуть проблем.
   -- Верно: с этого конца не должно; настоящая проблема в том, что этих ребят еще надо найти...
   -- Найдем! -- несколько беспечно отозвался вице-директор по оперативной работе. -- В этом городе пока еще все-таки мы хозяева. Разыскать Тангорна вопрос одного-двух дней, а на эту наживку поймаем и тех, кто за ним охотится.
   -- Ну-ну..
   ...Альмандиново "ну-ну..." оказалось пророческим. Оперативники ДСД обшарили Умбар, что называется, от киля до клотика, но не обнаружили ни Мангуста, ни Тангорна: оба лейтенанта как в воду канули... А впрочем -- почему "как"? На четвертый день поисков стало совершенно ясно: обоих разыскиваемых в городе нет и скорее всего тело барона покоится на дне одного из каналов, а Мангуст уже сошел на берег где-нибудь в Пеларгире, дабы отрапортовать об успешно выполненном задании... Да и хрен бы с ними с обоими -- опасность для Марандила миновала, а лезть в эти гондорско-итилиенские разборки нет решительно никакого резона.

   Самое интересное: заключение умбарской секретной службы о том, что Тангорна нет в городе, в точности соответствовало истине. Барон к тому времени давно уже пребывал на борту зафрахтованной им фелюги "Летучая рыбка", которая все эти дни пролежала в дрейфе милях в десяти от побережья на траверзе мыса Джуринджой -- южнее Умбара, поодаль от основных морских путей. Три контрабандиста, составляющие экипаж фелюги -- Дядюшка Сарракеш с парою своих "племянничков" -- находили подобное времяпрепровождение странным, однако мнение свое держали при себе, здраво полагая: человек, выложивший полсотни дунганов за трехнедельный фрахт, вправе рассчитывать, чтобы ему не докучали расспросами и советами. Даже если они ненароком влипли в какое-то грандиозное дело типа прошлогоднего налета на золотой транспорт республиканского казначейства, их дунганы стоят такого риска; впрочем, пассажир мало походил на делового, хотя и явился с рекомендацией самого Хромого Виттано, коего щутейно (и, естественно, за глаза) величали "Князем Хармианским". Прошлой ночью, с двенадцатого на тринадцатое, экипажу наконец-то выпал случай продемонстрировать работодателю свои профессиональные навыки. "Летучая рыбка" под самым носом у быстроходных галер береговой охраны проскользнула в кружево шхер, обрамляющих закатный край Хармианской бухты; в одном неприметном заливчике они приняли -- после обычного в таких случаях обмена сигналами -- почту для барона, а затем вновь отошли за Джуринджой.
   Одно письмо было от Ваддари. Инспектор сообщал, что задание выполнено: он установил адреса двух конспиративных квартир, которыми владеет в городе гондорская резидентура, и собрал полную информацию об их содержателях и о системе охраны. А вот по второй позиции (как, впрочем, и предвидел Тангорн) вышел полный голяк: все лица, имевшие отношение к истории с кораблями для Арагорна, либо умерли -- в результате скоропостижных хворей и несчастных случаев, -- либо напрочь потеряли память, а все документы портовой канцелярии оказались переправленными (без сколь-нибудь заметных подчисток) за много лет; короче, выходило, будто уймы умбарских кораблей вроде как вовсе не существовало в природе. Дальше -- больше; так, оба прощупанных на сей предмет сенатора в один голос утверждали, что сами-то они запамятовали подробности того заседания, когда решено было выступить на стороне Гондора в Войне Кольца, но все это наверняка можно отыскать в протоколах Сената от двадцать девятого февраля; попытки же напомнить отцам-законодателям, что нынешний год -- не високосный, воспринимались ими как глупая шутка. От всей этой истории за милю воняло какой-то зловещей чертовщиной, и Тангорн от души одобрил решение Ваддари не засвечиваться на интересе к этой корабельной афере -- дабы не навлечь на себя очередной несчастный случай.
   Тем большую цену приобретало второе сообщение -- сведения, собранные за это время Элвис и переправленные через того же Ваддари и, далее, через людей Виттано. Она переговорила со множеством своих приятелей из художественных и деловых кругов; тема разговоров была вполне невинной и не должна была насторожить тех, кто мог бы пасти ее в эти дни -- и по линии ДСД, и по линии Приморской, 12. Наиболее важная информация, как водится, совершенно открыто лежала на самом видном месте; картина же вырисовывалась весьма занятная...
   Примерно три года назад, когда на севере стала разгораться война, среди умбарской молодежи внезапно возникло повальное увлечение эльфами. Для тех, кто попроще, дело ограничилось модой на эльфийскую символику и песнопения, а вот вниманию персон более взыскательных была предложена целая идеология. Идеология эта -- по крайней мере в изложении Элвис -- выглядела как дичайшая смесь из учений кхандских дервишей ("Ничего не иметь, ничего не желать, ничего не бояться") и мордорских анархистов (переустройство общества на основах абсолютной личной свободы и социального равенства), приправленная буколическими бреднями о "всеобщем единении с Природой". Можно только диву даваться -- как могли клюнуть на такую незатейливую мякину юные умбарские интеллектуалы, но ведь клевали же, черт побери, да еще как клевали! Более того -- через небольшое время оказалось, что не разделять подобные взгляды просто неприлично и даже опасно: лица, имевшие несчастье высказать о них иное мнение, нежели восторг и умиление, стали подвергаться остракизму и откровенной травле -- "дети всегда жестоки"...
   А спустя год все кончилось -- столь же внезапно, как и началось. От всего движения (а это, вне всякого сомнения, было организованное движение) осталась лишь художественная школа эльфинаров -- весьма любопытный, надо заметить, вариант примитивизма -- да еще с десяток полоумных гуру, вдохновенно проповедующих скорое обращение всего Средиземья в Зачарованные леса; главным их занятием, впрочем, было всячески поносить друг дружку и трахать обкурившихся травкою малолеток из числа своей паствы... Серьезные молодые люди от всех этих игр отошли совершенно и вернулись в лоно своих семей, с коими больше года как пребывали в полном расплеве. Объяснения их не блистали разнообразием -- от "лукавый попутал" до "кто в юности не был революционером -- лишен сердца, а кто потом не стал консерватором -- лишен мозгов"; впрочем, нужны ли какие-то особые объяснения родителям, вновь обретшим возможность лицезреть любимое чадо за семейным столом? Все это можно было бы счесть ерундой, не заслуживающей специального внимания (мало ли какие поветрия случаются в молодежной среде -- перебесились, и ладно), если бы не одно обстоятельство.
   Дело в том, что вернувшиеся, -- а среди них были и отпрыски знатнейших родов Республики -- все как один прониклись необычайным рвением к государственной службе, чего в среде "золотой молодежи" сроду не наблюдалось. Превращение полубогемного мечтателя или светского шалопая в образцового чиновника вообще смотрится весьма странно, а когда такие случаи начинают исчисляться десятками и сотнями, в этом проглядывает нечто настораживающее. Если же добавить, что за прошедшие два года все они сделали фантастическую карьеру (демонстрируя при этом изумительную спайку и взаимовыручку -- куда там членам заморро) и изрядно поднялись ввысь по административной лестнице, то картина выходила просто-таки пугающая. Не было ни малейших сомнений: по прошествии семи-восьми лет именно эти ребята займут ключевые посты во всех умбарских ведомствах -- от МИДа до Адмиралтейства, от казначейства до секретной службы -- и абсолютно бескровно, не нарушая никаких законов, получат в свои руки все рычаги реальной власти в Республике. Самое же фантастическое -- никому в Умбаре до этого не было дела, разве только какой-нибудь престарелый маразматик из столоначальников растроганно прошамкает: "Вот ругаем мы нашу молодежь, а она, оказывается, ого-го!.. Орлы! На благо Отечества..."
   ...Тангорн отложил составленный Элвис список из примерно трех десятков вернувшихся и в глубокой задумчивости наблюдал теперь за чайкой, неотступно следовавшей за кормою "Летучей рыбки". Она совершенно неподвижно висела в голубой ветреной бездне, напоминая собою галочку на полях; ту самую галочку, коей надлежит сейчас пометить одно из имен в списке -- того, с кем предстоит работать. И дело тут не в трудностях конкретного выбора; печаль состояла в том, что ребята эти -- исходя из того немногого, что ему удалось узнать, -- были ему по-настоящему симпатичны. Идеалисты-бессребреники, чья честность сравнима только с их же наивностью... К сожалению, втолковать им, что в самом Лориене (в настоящем, а не в том, что выстроен их юношеским воображением), насколько можно судить, ни свободой, ни бессословным равенством даже не пахнет и что взрастившая их -- на свою голову -- "продажная прогнившая псевдодемократия" все-таки имеет ряд преимуществ перед теократической диктатурой, не представлялось возможным.
   Итак, он ищет самых симпатичных и, может быть, самых близких ему по духу людей Умбара.
   Он ищет их, чтобы убить.
   Как там говаривал Халаддин? "Оправдывает ли цель средства -- задача в общем виде нерешаемая"...

ГЛАВА 45

   Умбар, улица Фонарная.
   Ночь с 14 на 15 июня 3019 года

   Умбарцы в один голос утверждают, что человек, не видавший Большого Карнавала, не видел вообще ничего в этой жизни; звучит, наверное, излишне категорично -- однако основания для того имеются... Дело тут вовсе не в красоте ночных фейерверков и костюмированных шествий, хотя они великолепны и сами по себе: неизмеримо важнее иное. Второе воскресенье июня -- день, когда разлетаются в пыль все сословные перегородки общества: уличные девки обращаются в благородных барышень, а барышни -- в девок, пара же комедиантов, которые представляют в лицах анекдот из жизни славящихся своим тупоумием горцев Полуострова, запросто могут оказаться на поверку один сенатором, а второй -- членом гильдии нищих; это день, когда время обращается вспять и всякий может заново обрести свою восхитительно легкомысленную юность -- как теплые ласковые губы незнакомой девушки в черной полумаске, которую ты похитил в танцевальном вихре у ее предыдущего кавалера: день, когда наживаться грешно, а воровать -- западло. В этот день всем дозволяется все -- кроме одного-единственного: нарушать инкогнито партнера...
   В этом смысле действия пары благородных господ, отставших от увитого серпантином хоровода, который под треск петард удалялся вдоль Фонарной улицы от места ее пересечения с Мятным переулком, следует признать предосудительными -- хотя совершались оные действия, похоже, с самыми благими намерениями. Эти двое -- один в разноцветном трико циркового гимнаста, другой с головы до ног увешанный бубенчиками шута -- склонились над лежащим на земле человеком, одетым в сине-золотой плащ звездочета. Они не слишком умело пытались привести того в чувство ("Эй, мужик, ты че?"), снявши с него при этом серебристую маску; чувствовалось, что и сами "спасатели" едва стоят на ногах.
   Тут из переулка навстречу им выпорхнула щебечущая стайка из трех девушек в домино разного цвета.
   -- Кавалеры, кавалеры! -- загомонили они, хлопая в ладоши. -- И как раз по штуке на каждую! Чур, гимнаст мой! Пойдешь со мною, красавчик?
   -- Легче на поворотах, подруги, -- отмахнулся тот. -- Видите -- нашего третьего кореша чего-то совсем развезло...
   -- Бедненький... Перебрал, да?
   -- Без понятия. Так вроде классно выступал в хороводе и вдруг ни с того ни с сего оп-па -- и уже в дровах. Вроде и пил-то немного...
   -- А если я верну его к жизни поцелуем? -- кокетливо проворковало синее домино.
   -- Сделай одолжение, крошка! -- ухмыльнулся шут -- Может, проблюется -- оно знаешь как пользительно...
   -- Фу, какие вы... -- обиделась девушка.
   -- Ладно, красотки, не дуйтесь как мыши на крупу, -- примирительно рассмеялся гимнаст и твердою рукой приобнял бордовое домино несколько ниже талии (за что был немедленно вознагражден томным: "Ах, нахал!..") -- Все вы, девицы, совершеннейшая прелесть, мы вас любим до умопомрачения, и все такое... Выпить нету? Жалко... Тогда сейчас сделаем как -- вы двигайте по Мятному на набережную, там возьмите на лотках нурнонского на всю нашу компанию, -- с этими словами он протянул девушке кошелек, набитый мелким серебром, -- а главное -- забейте местечко поближе к музыкантам. А мы вас нагоним через пять минут -- только оттащим эту пьянь зеленую во-он в тот скверик, пускай подремлет на травке... Вот же, блин, навязался на нашу голову!..
   А когда девушки, звонко цокая каблучками по брусчатке, скрылись в переулке, шут, будто бы еще не веря себе, покрутил головою и перевел дух:
   -- Уф-ф! Я уж решил -- все, придется их мочить...
   -- Да, я знаю -- ты у нас любитель простых и быстрых решений, -- проворчал гимнаст, -- за тобою гляди в оба... А вот куда б мы тут три трупа девали -- это в твою умную голову не приходило?
   -- Ума не приложу, -- честно развел руками тот. -- Ну дык что, командир? Вроде как проехали?
   -- Не факт. Так что мочить -- не мочить, но вот потопать за ними следует... Хрен его знает, что за девки, хотя на прикрытие не похоже. Двигай-ка следом за ними на набережную, и если что -- немедленно назад.
   -- А вы? В одиночку-то...
   -- Манценилла -- штука верная, парень оклемается не раньше, чем через час. Подсоби-ка взвалить его на загривок, -- с этими словами гимнаст опустился на колено рядом с неподвижным звездочетом, -- а уж сотню ярдов до нашего крылечка я как-нибудь сам осилю.
   ...Звездочет всплывал из своего наркотического оцепенения медленно и тяжко; однако едва лишь он начинал подавать признаки жизни, как ему зажали ноздри и влили в раскрывшийся рот флакон стимулятора на основе колы -- время уже поджимало, надо было поторапливаться с допросом. Он мучительно закашлялся (часть обжигающей жидкости попала не в то горло) и открыл глаза: с первого же взгляда он понял, куда попал, -- да и чего тут было не понять... Помещение без окон (но скорее все же цокольный этаж, чем подвал), двое в карнавальных костюмах -- циркового гимнаста и шута; постой-ка... ну да -- они же отплясывали вместе с ним в одном хороводе, а потом -- точно! -- именно этот гимнаст и дал ему глотнуть вина из стеклянной фляги с выдавленными на ней веселыми дальневосходными дракончиками... Хорошее вино -- только вот с пары глотков вырубаешься напрочь, а потом оказываешься неведомо где, и руки твои уже наглухо примотаны к подлокотникам кресла, а на табурете перед тобою красуется жестяной тазик с инструментами, при одном взгляде на которые все внутренности как будто окунаются в ледяную слизь... Но как же так -- он ведь точно помнит, что гимнаст и сам отхлебывал вино из той фляги... Противоядие?.. А, черт, какая теперь разница, важно -- кто они такие... Департамент? Или все же Приморская, 12? Он перевел взгляд на озаряемое багровыми отблесками лицо шута, который деловито шуровал в угольях, заполняющих большую напольную жаровню, и его передернуло ознобом -- да так, что едва не свело мышцы между лопаток.
   -- Господин Альгали, младший секретарь МИД, если я не ошибаюсь? -- нарушил молчание гимнаст: он сидел чуть в отдалении, внимательно разглядывая своего пленника.
   -- Не ошибаетесь. С кем имею честь? -- Тот, похоже, уже овладел собою и внешне не выказывал страха -- одно лишь удивление.
   -- Мое имя вам все равно ничего не скажет. Я представляю тайную стражу Воссоединенного Королевства и надеюсь на сотрудничество с вами. Здесь, конечно, обстановка не столь роскошная, как на Приморской, 12, но подвал мало чем уступит тамошнему...
   -- Странные у вас методы вербовки агентуры, право слово, -- пожал плечами Альгали, и в глазах его промелькнуло что-то вроде облегчения. -- Пора бы уж вам понять: здесь, на Юге, любую вещь проще купить, нежели отнимать силой. Вы хотите заполучить меня в свою сеть? Да сколько угодно! Чего ради было устраивать этот идиотский спектакль?
   -- Спектакль вовсе не так уж глуп, как может показаться. Нам ведь нужны не документы по обстановке в Кханде, к коим вы имеете доступ по службе, а нечто совсем иное.
   -- Не понял... -- озадаченно приподнял бровь секретарь.
   -- Да ладно осину-то гнуть! Все ты уже понял, если не дурак... Нам нужна эльфийская сеть, в которой ты состоишь, -- имена, явки, пароли. Ну?!!
   -- Эльфийская сеть? Да вы чего, ребята, кокнара нанюхались? -- небрежно хмыкнул Альгали -- пожалуй, чуть более небрежно, чем следовало бы по обстановке.
   -- А теперь послушай меня -- только очень внимательно. Прибегать в нашей беседе ко всему этому, -- гимнаст широким жестом обвел тазик и жаровню, -- мне страсть как не хочется. Вариантов тут два. Либо ты сам выкладываешь все, что тебе известно, после чего возвращаешься домой и дальше спокойно работаешь на нас. Либо ты опять-таки выкладываешь все -- но уже с нашей помощью, -- тут он опять кивнул на жаровню, -- и тогда ты отсюда уже не выйдешь: видок у тебя после этого будет сам понимаешь какой, зачем лишний раз травмировать чувства твоих эльфийских дружков? Мне больше нравится первый вариант, а как тебе?..
   -- Мне тоже. Только вот сказать мне все равно нечего -- что так, что эдак. Вы промахнулись -- я просто не тот, кто вам нужен.
   -- Это твое последнее слово? Я имею в виду -- последнее до того, как мы начнем?
   -- Да. Это ошибка -- я и слыхом не слыхивал ни про какую эльфийскую сеть.
   -- А вот тут ты прокололся, парень. -- Голос гимнаста рассыпался удовлетворенным смешком. -- Понимаешь, будь ты нормальным умбарским чиновником, так ты бы сейчас бился в истерике, умываясь соплями, либо начал тут же сочинять эту самую сеть из головы. Мы, конечно, отлавливали бы тебя на вранье, ты начинал бы плести сызнова... А ты отчего-то даже не пытаешься потянуть время. Так что если у меня и были сомнения насчет тебя -- теперь все ясно. Имеешь что возразить?
   Альгали молчал -- говорить было не о чем и незачем. А главное -- на него снизошла неведомо откуда странная безмятежность. Сила, частичкою которой он себя сознавал, пришла ему на помощь; он почти физически ощутил ее присутствие -- будто бы прикосновение теплых материнских ладоней: "Потерпи, сынок! Надо потерпеть -- это будет совсем недолго и не так уж страшно... Не бойся, я здесь, с тобой!" И -- удивительное дело -- незримое присутствие этой силы не укрылось и от гимнаста; ему хватило одного лишь взгляда на отрешенную улыбку Альгали, чтобы безошибочно понять: все! -- ускользнул, гад, протек между пальцев. Теперь тот уже не в его власти, дальше можно делать с ним все что угодно -- умрет, не проронив ни слова. Такое случается; нечасто, но случается... И тогда он просто ударил по лицу привязанного к креслу человека, вложив в этот удар всю свою ярость: "А, сволочь, подстилка ты эльфийская!!!" -- расписавшись в полном своем поражении.
   -- "Эльфийская подстилка?" Как интересно!..
   Никто и не заметил, как в дверь проскользнул четвертый ряженый, в костюме разбойника-маштанга. Впрочем, маштангов меч был явно не маскарадных достоинств: обрушившись рукоятью на темечко гимнаста, он разом выключил того из дальнейших событий. Шут тем временем успел отскочить в сторону и обнажить свой клинок, но это ему мало чем помогло: слишком уж разным был класс фехтовальщиков, так что гостю не понадобилось и десяти секунд, чтобы длинным диагональным выпадом вспороть грудь хозяина -- так, что брызнувшая во все стороны кровь попала и на звездочета. Аккуратно обтерев лезвие меча подобранной с полу тряпкой, маштанг с хмурым удивлением разглядывал пленника:
   -- Насколько я понимаю, прекрасный сэр, эти ребята лепили вам принадлежность к эльфийскому подполью. Это так?
Сайт создан в системе uCoz